А ведь поначалу думал — всё, полный пролёт с этими грибами. Пусто в лесу. Только слой прошлогодней опавшей листвы на земле. Ну, папоротники ещё.
— Ау-уу… Где вы, грузди?
Ну, и что с того, что баб Шурина Валька два дня тому набрала целую двухведёрную корзину, да ещё платок потом скинула и — в него. Она-то где собирала? Здесь? И что мы тогда тут делаем?! Валька всё уже выбрала. А новые — ещё не выросли. Опять какой-то туфтенью заниматься!
Может, лучше вырезать из лещины тросточку? И такой красивый узор по ней пустить. Ромбиками и змейкой. Вернёмся домой, пацаны закачаются. И — упадут. В полный отпад.
Хорошо, мать в этом деле знает. Зашли в лес, а она сразу:
— Есть, есть грибы.
И на мой немой, но красноречивый вопрос добавила:
— Пахнет. Грибами пахнет. Груздочками…
Чем-чем пахнет? Грибами? Поводил носом… Да, запах в лесу особенный. Совсем не такой, как на Шмаренском лугу. Там нагретым мелом пахнет. И полынь свою горечь добавляет. А вся остальная трава уже так, для оттенка. Чтобы понятно было, что ближе к речке запах совсем не такой, как у бугра.
Или на водокачке. Там сладко пахнет рогозом. Мать говорит, что если его корень высушить и растолочь, то из этой муки можно печь оладушки. Бабуля после войны, когда голод был, пекла. Сейчас…
Чем-чем пахнет? Ну-ка, ну-ка… Точно! Как там бабуля? «Не буды лыхо, шоб було воно тыхо»? Хлебом… Хлебом пахнет. Так тётка же с вечера опару ставила! Печёт, значит.
А духман-то, духман… Аж в животе забурчало. И какой это запах должен быть, чтобы сюда дошел? Он же сначала из летней кухни — во двор. Оттуда — в садок. Из него уже в дом. На кухню. Там, наверное, с вечера приоткрыто окно, что в сад выходит. Приоткрыто? Похоже. Слышно, как Пиратка возится у себя в будке. Гремит тихонечко цепью. А из кухни приятный дух свежевыпеченного хлеба уже сюда — в спальню.
Нет, лучше тёткиного хлеба ничего не найти. Куда лучше сельповского. Тот тяжёлый, плотный. Как бабуля говорит — «глызеватый». Это когда он плохо пропечённый и с заметной, ощутимой на языке кислиной. А у тётки — легкий, воздушный и такой упругий… Прижмёшь его к столу ладонью, он сожмётся почти в лепёшку. Но только отпусти… И он потихоньку, потихоньку начинает подниматься от стола. Буквально чуть-чуть подождать и… Смотришь — опять буханка на столе, пусть и в небольшой, но — полный рост.
А вкусны-ый… Если его горяченьким, да ещё холодного молока… Ничего больше не надо!
Но — рано. Тётка, наверное, ещё и формы из печи не достала. Можно чуточку полежать, торопиться вроде бы некуда. С колорадским жуком этим после завтрака опять, наверное, разбираться. Да и пока мать грибы не отварит, обратно, к бабуле, не пойдём.
Как всё-таки она их вчера… По запаху! Хотя… Если знать, как пахнут грузди, так и ничего странного. Вот, водокачка. На ней сладко пахнет рогозом. И чуточку — зелёной свежестью ряски. А всё это — на фоне чуть отдающего затхлым духа стоялой, прудовой воды. Интересно, а почему даже вода и та — совершенно по-разному пахнет? В колодезе она одна, на водокачке — совсем другая. На речке, так вообще… Там-то уж точно чем… Рыбой пахнет!
О! Я же знаю, как рыба пахнет?.. А мать — как грибы. Вот она и сориентировалась сразу:
— Есть!
А я так. Поводил носом из стороны в сторону. Да ничего, вроде бы, особенного. Конечно, свой запах. С сыростью. Плюс к нему — прелая листва. И — паутина. А всё вместе и получается — лесной духман. В котором, если знать, можно уловить, унюхать и грибную частичку.
Но… Знать надо! Так же, как и собирать, тоже навык нужен. Везде свои секреты, и у грибников тоже.
Это, как плотва. Она — не окунь, который с ходу наживку хвать и потащи-и-ил. Да так, что поплавок полностью и моментально уходит под воду. Подсекай сразу, не зевай. Плотва — другая. Нерешительная. Пока рассмотрит червяка со всех сторон, потыкает его носом — стоит ли? Поплавок качается, но торопиться тут никак нельзя. Пусть, пусть плотвичка рассмотрит наживку хорошенько. Решится. А как созреет она, и пойдёт потихоньку поплавок в сторону… Вот тогда — тяни. Не раньше. Иначе — никакой плотвы. Только пустой крючок с остатком измочаленного червя. Вот и вся добыча.
И грибы. Тут тоже, оказывается, свой секрет. Они, как те огурцы. Спрячутся в огудине, среди плетей, под листьями. И не видно их. Хитрецы… А мы нагнёмся. Одной рукой чуть приподнимем плеть. Другой — пошебуршим под листьями. Ага. Вот бочок показался. Тут ещё один. И дальше…
С груздями точно так же. Они тоже любят прятаться. Под прошлогодней опавшей листвой. От кого это они тут собрались укрыться? От лучшего советского разведчика, неоднократного победителя уличного чемпионата по жмуркам?! Ха-ха-ха… Не на того напали!
Вот. Что тут за холмик небольшой на ровном тёмно-коричневом коврике опавшей листвы? А мы чуть сдвинем отдающий прелью покров в сторонку и под ним…
Вот он. Краса-а-авец. Небольшой воронкой — белая, отливающая желтеньким, плотная шляпка с чуть завёрнутым наружу и вниз, к ножке, опушенным краем. Прилипшие к ней частички земли и остатки перепревших листьев. Груздь.
— Мам… Ма-а-а! Наше-о-ол!
— Не торопись. Посмотри там, рядышком. Грузди, они любят компанией. Обязательно рядом с этим соседи и друзья его должны быть…
Нет, на хуторе тоже ничего. Жить можно.