Правда, нас направили не пионервожатыми, а воспитателями, но какая разница? Главное, что под наше — двух зеленых студенток — начало поступал отряд пионеров.
Нам с подругой повезло дважды. Во-первых, нам достался пионерский лагерь для детей работников коммунального хозяйства. А особого шику и крупных средств для детей дворников и сантехников наше государство не выделяло. Нам поручили самый маленький отряд — восьмилеток, еще даже не пионеров.
А во-вторых, в отряде на двух вожатых полагалось иметь 30 детей. У нас их было больше пятидесяти. Хотя по документам все-таки 30. Это означало, что остальных детей руководство лагеря приняло слева, положив деньги в карман. А еще это означало, что порций еды на отряд положено все-таки тридцать…
Почему же родители сдавали туда детей? Ну, а куда их летом девать? Не слишком благополучные были семьи работников коммунхоза. Замученные и не всегда трезвые дворничихи и технички были очень довольны, что ребенок все лето не путается под ногами и его не надо кормить. Вот и сдавали.
Ну можете себе представить этих детей. Худенькие, малоразвитые, хулиганистые. Нам дали два огромных сарая с железными койками — спальню девочек и спальню мальчиков. Там же должны были спать и мы. Удобства состояли из многоместного сортира типа «дыры в полу» (одного на весь лагерь) и ряда кранов во дворе — там можно было умыться. Все. Раз в неделю их водили в баню. Как справлялись с гигиеной девочки из отрядов постарше — я не знаю, но наши просто не мылись. Подозреваю, что и те тоже… Мы с подругой мучались несказанно, отрывая время из нашего 4−5 часового сна на помывку глухой ночью.
Очень скоро выяснились дополнительные подробности о детях: несколько мальчиков писались по ночам. Каждую ночь. Как только мы это обнаружили, сразу же побежали к кастелянше за сменой белья и матраца (матрацы на панцирных кроватях были ватные).
— Еще чего! — возмутилась она. — Где это я его возьму?
— А что же делать?
— Не знаю! — рявкнула кастелянша.
И белья не дала. Домой ребят тоже никто не дал отправить — деньги за них взяты. Поэтому простыни просто сушили, а матрацы… переворачивали. А на следующий день — опять переворачивали. Вы себе можете это представить? Не можете? А надо. Добавьте столбы мух и наслаждайтесь.
Сейчас наверняка придут правдолюбцы с мотором и расскажут мне, что мы должны были то и должны были се. Потребовать, заклеймить, разоблачить
Понятно, что в такой ситуации отлучиться оттуда мы просто не могли низачем. А тем более просиживать часами по приемным комсомольских вождей, которые плевать знойным летом хотели на забитый в уголок Большого Фонтана лагерь детей уборщиц…
Однажды мы все-таки попробовали поднять шум — это когда поняли, что нормально накормить 50 голодных детей тридцатью скудными «детскими» порциями не удается. Мы чего-то там шумели и орали, пока к нам не подошел здоровенный мордоворот нехорошего вида (рубщик мяса) и не посоветовал помалкивать, пока у нас целы руки, ноги и головы. Ясно было, что с этой кухни (в прямом и переносном смысле) кормится целая куча народу, там все схвачено, и две студентки, связанные к тому же «зачетом за педпрактику», ничего там изменить не смогут. Пришлось делить тридцать на пятьдесят.
Понятно, что сами мы в таком раскладе просто не ели вообще: а вы бы смогли обедать в окружении голодных детей? Выбежать купить себе пожрать мы тоже не могли: не так просто было в 70-х годах найти что-то пожрать, да и опять же для этого надо было покинуть лагерь и стоять за едой в очередях, чего мы сделать не могли.
Поэтому мы с подругой жили тем, что в 4 часа утра обворовывали окрестные сады и питались абрикосами и вишней. Ну не обворовывали — на Фонтане вишня и абрикосы растут просто на улицах. И хлеб в столовой брали, конечно, хоть хлеба хватало, и то хлеб. А дети иногда, избежав нашего глазу, даже рылись в столовской помойке и таскали оттуда какие-то объедки — правда, правда.
Советские дети рабочих в благополучные семидесятые, когда все-все жили (как нам теперь объясняют не нюхавшие той жизни, но все лучше всех знающие юные политологи!) отлично, преотлично и обеспеченно-защищенно.
Развлечений у детей там особых не было — качели, корявая карусель из труб, спортплощадка. Какие-то игры мы им придумывали, конечно, но попроще — дети были не особенно развитые, хотя и очень разные, от вполне смышленых малышей, до дебила, которого все, конечно, обижали…
Девчонки под нашим руководством разучивали песню «Три красавицы небес шли по улицам Мадрида, донна Клара, донна Рес и красавица Флорида«… — мы отдали им свои юбки и бусы, и они наряжались доннами… Ох, горе. До сих пор слова помню. «И красавице отдал, что его поцеловала».
Вы спросите: а как же море? Ведь Одесса же? И я отвечу: на море за весь месяц мы их водили один раз. Один. Поход был ужасающий: физруки построили весь лагерь в колонну, впереди старшеклассники, а мы в конце. Сами же возглавили колонну и куда-то ее повели. Со скоростью старших. Мы же сзади, не зная дороги, гнали наших малолеток, чтобы не отстать, а они хныкали и ныли и натирали ноги.
На море их физруки строем водили в воду и строем из нее выводили. А мы истерически их пересчитывали — все ли на месте? Знаете, это было реально страшно, ужас потерять кого-то из них. Тут когда своих двое-трое, и то на прогулке голова крУгом идет, а то пятьдесят! Один у нас таки пропал — как раз довольно приличный, домашний. Нету и все… Мы чуть с ума не сошли: что скажем родителям? Посадят теперь нас? Поехала я в ужасе к нему домой, а он сидит себе, отъедается. Оказывается, бабушка пришла его навестить, да и забрала домой, не сказав никому…
В остальное время они отирались в обнесенном забором пустом дворе лагеря, дрались и ждали сигнала к обеду. Никаких там пионерских костров — негде. Изредка руководство устраивало, как положено, линейки — это весь лагерь битый час, а то и два, стоит в строю и слушает (не слушает) какую-то бодрую бодягу. Смирррнаааа! Знамя поднять! Горны ду-ду-ду! Взвейтесь кострами! Синие ночи! Орленок! Шагает впереди! Сдать рапорт! Рапорт сдал — рапорт принял! Салютуем! Дудуду! Трарататата! Знамя опустить! Вольно… разойдись.
Зачет мы получили. Так закончилась эта история из жизни.