И не только потому, что в феврале 1942-го вещание Совинформбюро не распространялось на территорию Латвии. Нет, при большом желании сводку, конечно, можно было прослушать. Но связано это было не только с техническими трудностями, поскольку все радиоприёмные устройства подлежали сдаче органам немецкой военной комендатуры. Но и со смертельным риском.
Южный фронт и финский город Симола были где-то там, далеко. А проблемы и трудности военного времени — вот тут, рядом. И решать их надо было сейчас, сегодня. Каждый день. Потому что обесценившаяся, несмотря на подорожавшие продукты и предметы первой необходимости, жизнь могла и не предоставить возможности решить их завтра, а тем более, послезавтра.
Может быть, именно поэтому смерть человека, подарившего Латвии один из её символов, осталась практически незамеченной. У присыпаемого лёгким пушистым снегом гроба на открытом холодному февральскому ветру Инчукалнском кладбище стояла немногочисленная группа ближайших родственников и учеников.
Но обо всём — по порядку.
Карлис Зале родился 25 октября 1888 года неподалёку от Салдуса. Конечно, тем пасмурным днём поздней осени никто не мог знать, что же ему в качестве подарков положила в колыбель богиня счастья — Лайма. Для этого должны были пройти годы. И не просто пройти. Ведь даже богиня не даёт гарантии, что со временем они не превратятся в «бесцельно прожитые». Самому Карлису тоже надо было приложить силы и старание.
И он старался. Сначала в Казанском художественном училище. Да, да, в Казанском. От Салдуса до Казани расстояние не близкое, но опять же — война. Которая не спрашивает, кто и где хотел бы жить.
Здания, которые когда-то были католическими храмами, я видел и в Вологде, и в Петрозаводске. Беженцы, уходившие из Польши, Латвии, Литвы от огня и крови Первой мировой, перебирались в центральные области Европейской части Российской империи. А некоторые и ещё дальше.
Так что художественное училище Карлис Зале заканчивал в Казани. И вернуться в родную Латвию ему было суждено не скоро.
В 1917 году он перебирается в Петроград, где под руководством
В Петрограде было спокойнее. Но есть хотелось каждый день. Скорее всего, этим, а не какими-то политическими убеждениями Карлиса, объясняется его участие в реализации ленинского плана монументальной пропаганды. Правда, созданные Зале памятники Николая Добролюбова и Джузеппе Гарибальди не сохранились. До нас дошло два других произведения Карлиса.
Сегодня ими гордится вся Латвия, в которую он вернётся в 1923 году. Транзитом через Берлин.
Если о первом, ансамбле Рижского братского кладбища, символические монументальные образы которого скорбят о погибших воинах, я мало что могу рассказать, (всё-таки в молодости кладбище не относится к числу тех мест, которые так хочется посетить в не очень знакомом для тебя городе), то вот мимо второго созданного Карлисом Зале памятника, даже если бы и очень хотелось, — никак не пройти мимо. С ним обязательно встречается любой гость латвийской столицы. Я имею в виду
Конкурс по проекту памятника был объявлен Кабинетом министров Латвии в 1922-м, за год до того, как Карлис вернулся на Родину. Но он успел. И оформил заявку в срок. Среди 32 конкурсных работ был проект под девизом «Сияй, как звезда». Проект Карлиса Зале. Именно он и стал победителем.
Но путь от проекта к памятнику был долгим. И тернистым.
Восемь лет Рижская дума не могла определиться с местом, на котором следовало бы установить памятник. Часть депутатов тянула одеяло в сторону берега Даугавы. Несоглашавшиеся с ними предлагали Бастионную горку. Кому-то больше нравилась Эспланада. А кто-то обе руки поднимал за Дворцовую площадь. Только в 1931 году Дума собралась с духом для того, чтобы сказать «Вот здесь!» и выдохнуть облегчённо.
В 1925 году Министерство финансов страны с прискорбием вынуждено было констатировать, что строительство, изначально предполагавшееся как государственное, латвийскому бюджету не потянуть. Как обычно, спасение культуры стало исключительно делом рук её носителей.
Стройка стала народной. Деньги «на памятник» начали поступать из самых разных уголков страны. 400 тысяч латов было собрано к 1932 году. К 1934-му к ним добавилась сумма в два раза большая. В следующем — ещё миллион двести тысяч. Почти три миллиона латов поступило на строительство из общенациональной копилки.
Даже по поводу тех двух слов, что должны были быть высечены на постаменте и то… Шли долгие и жаркие споры. Изначальному варианту поэта Карлиса Скалбе — «Отечеству и Свободе», был противопоставлен иной — «Свободе Отечества». Черту под этими спорами буквально накануне открытия памятника подвел Янис Балодис, военный министр в правительстве Карлиса Улманиса, прямо заявивший, что «Свободе Отечества» лично ему больше напоминает эпитафию на надгробной плите.
Этому железобетонному доводу невозможно было что-то противопоставить. И в последнюю ночь перед открытием памятника каменотёсы высекали на постаменте из итальянского травентина «Tēvzemei un Brīvībai». «Отечеству и свободе».
На постаменте, прямо над надписью, само Отечество — центральная из скульптурных композиций памятника — «Мать Латвия». Рядом с которой сгруппированы другие фигуры розового или светло-серого финского гранита — «Стражи Отечества», «Труд», «Семья»… У подножия — украшающие постамент барельефы: «Шествие воинов», «Праздник песни», «Столкновение рабочих с драгунами» и… «Латышские стрелки».
Может быть, именно поэтому… Мол, некоторые аллегории не очень-то и устраивали современное Карлису правительство. Именно поэтому Зале в качестве награды за его труд
Ну и ладно… Разве орден — главная награда скульптора? Главная — вот она. Отлитая в Швеции и вознёсшаяся на 41-метровую высоту бронзовая женская фигура. Символ Свободы. Милда. Так, живым именем, называют её не только рижане. По всей Латвии. И в Видземе, и в Курземе, и в Латгале…
Единение этих трёх исторических областей страны символизируют три позолоченные звезды, изготовленные мастерами металлических дел А. Найка и Я. Зобенсом. В высоко поднятых руках их держит бронзовая женщина с красивым именем — Милда.
Наверное, это и есть главная награда всей жизни известного латышского скульптора Карлиса Зале…