Или — не догадывайся. Не напрягайся. Забудь незнакомое это слово, будто яркую девушку в карнавальной толпе, которая, наверное, никогда больше тебе в жизни не встретится. И прекрасно! Сколько в мире этих девушек, сколько в мире непонятных слов…
Стареем, батенька… Любопытство с возрастом слабеет, так же как и половая тяга.
Впрочем, иногда стоит рвануть следом и, конечно, вляпаться в приключение, о котором впоследствии так и подмывает рассказать знакомым и незнакомым, встречным и поперечным. Так что давайте, господа, расскажу я вам про фондансерок. Ну и про батяров заодно.
Эти два незнакомых слова встретились мне недавно. Уж и не вспомню сейчас, в каком контексте. Но несомненно, что контекст этот был привязан к
На нынешней карте Европы нет такого города. Есть Львов, Львiв, Lwów, а вот Lemberg ушел в невозвратное прошлое вместе с Австро-Венгерской империей, в которой был он не последним городом. Эту империю радостно похоронили после Первой мировой войны и станцевали на ее могиле. А вот теперь вспоминают с некоторой грустью. Хорошее было время, тихое и мирное… Особенно на фоне всех тех ужасов, которые пришли вскоре за веселыми похоронами и преследовали матушку-Европу на протяжении всего ХХ века.
Но в те годы, когда этот век только начинался, Львов-Лемберг выглядел городом приятным, уютным, разноцветным и разнородным. Городом, имевшим массу возможностей прокормить своих жителей. Столицей, что там говорить!
По этой причине сюда стекались молодые люди из всех окрестных городов, местечек и сел. У каждого была своя надежда выбиться в люди в этом соблазнительном городе.
Многих девушек из провинции родители, надеясь устроить им лучшую жизнь (и хороший брак, естественно), устраивали в закрытые пансионы Лемберга. Как говорится, можно вытащить девушку из провинции, но невозможно вытащить провинцию из девушки. Однако пансионерки довольно успешно превращались в столичных дам. Это была хорошая школа. По выходе во взрослую жизнь девушка знала несколько языков, играла на пианино, танцевала и непринужденно могла поддержать разговор с мужчинами. Идеальная подруга жизни! Ну, а дальше — дело удачи. На нее-то, на госпожу удачу, и ставили бывшие пансионерки, не желавшие возвращаться назад, к серой провинциальной жизни.
Удачу за деньги не купить, но она может принести деньги. Лембергские девушки попадали в тот круг, который в далеком Париже назывался полусветом. (Впрочем, от Лемберга до Парижа было не так уж и далеко — почти как от Санкт-Петербурга до Одессы.) Сам же город по количеству состоятельных деловых и деятельных мужчин не уступал ни Санкт-Петербургу, ни Одессе. А деятельные мужчины часто были одиноки и нуждались — пусть на время — в подруге молодой, симпатичной, чистой и аккуратной, с которой было бы нескучно поговорить и приятно провести время в театре или же в дансинге.
По-польски «фондансерка» — это и есть партнерша для танцев.
Но партнерша не только для танцев, этакая легкомысленная «попрыгунья-стрекоза». Фондансерка, хорошо знавшая реалии большого города, могла и совет правильный дать, и с нужными людьми свести. В общем, свое немалое содержание, которое ей платили состоятельные приятели, девушка так или иначе отрабатывала.
Через несколько лет разумная «дама полусвета» могла скопить неплохое состояние, с которым можно было и о замужестве подумать. Не в Лемберге, конечно, где ее все знали. Но Австро-Венгерская империя была большая, и были в ней большие и прекрасные города, в которых состоятельная дама находила себе приличного супруга, и где никто не знал о легкомысленном прошлом верной супруги и добродетельной матери, которой, в конце концов, бывшая фондансерка становилась.
У молодых людей из провинции или из лембергских предместий был другой путь. Университет, железнодорожные мастерские, многочисленные магазины и лавки… Впрочем, многих здоровых парней не слишком привлекала добропорядочная и размеренная жизнь. Они болтались по предместьям, пили, гуляли, хулиганили, промышляли мелкими кражами. В общем, привет одесской Молдаванке!
Эти молодые лембергские асоциалы назывались батярами.
Слово «батяр» — венгерского происхождения и означает «разбойник».
Хулиганы из лембергских предместий на уголовников и равнялись. Были у них уголовные повадки, был и своеобразный «батярский» жаргон, или, как они сами его называли, «балак». Понять эту суровую смесь польско-украинско-немецко-венгерско-еврейских слов чужому было невозможно. Опять же, привет одесской Молдаванке с ее «феней»!
Но жизнь обтесывала и эти буйные дубы. Кто-то уходил в реальные бандиты, кого-то убивали в пьяной драке, кто-то, так или иначе, пристраивался к какому-никакому делу. А потом грянула война, проредившая эту шумную рощу… Двадцатый век, парни, это вам не шутки.
В общем, кончились батяры, кончились и фондансерки. Последние воспоминания о лембергских и варшавских дамах полусвета ушли в нежные танго 1930-х годов, которые все еще звучали по уютным кабаре. А когда прилетели «Юнкерсы» и смели за раз ту старую Варшаву с теми уютными кабаре и теми старыми танго, исчезли последние воспоминания о фондансерках. Даже само это старое слово убралось в словарное подполье, чтобы больше не появляться на белый свет. Двадцатый век, девушки, это вам не шутки.
Впрочем, все кончается. Околел и век-волкодав. Львiв стер с себя советскую пыль и из заурядного областного центра превратился в довольно симпатичный европейский город со своим характером, со своей историей и со своими легендами. Легенды должны быть красивыми, чтобы их можно было продать. Времена того, еще императорского, Лемберга, с кофейнями, газетами на четырех языках, с декорированными жандармами, с эксцентричным писателем Захером-Мазохом, батярами и фондансерками, в этом смысле оказались находкой для истории Европы. Платьем из бабушкиного сундука, которое вдруг на удивление подошло легкомысленной правнучке.