Стоять на месте, шухер, милиция!
На этот раз мы действовали сурово. Отодвинули полог и ослепили всех, кто за ним был, лучами карманных фонариков. После чего властными голосами предложили пройти наверх. Последней выходила дама. Я галантно подал ей руку на крутой металлической лестнице. Не знаю, каким составом она обработала свои ладони — руки я не мог отмыть три дня.
Они были очень симпатичные. На вопросы, кто они такие и почему бомжуют, отвечали крайне невнятно. По рассказам одного выходило, что он и вовсе имеет свою квартиру в Солнечном. Наверное, в подвале ему показалось теплее.
Этот бомж запомнился и понравился всем — на нём, помимо прочего, было сразу две пары очков. «А это, чтобы лучше видеть тебя, внучка!» — вспоминались почему-то слова из сказки.
«Проверки» нам понравились — мы стали проводить их регулярно. Так мы отслеживали ротацию бомжей. Они то исчезали, то появлялись, то пили десять дней подряд без закуски, а то и варили суп из подвернувшейся дворняжки. Та самая «ароматнорукая» бомжиха пыталась даже угостить меня ливерной колбасой. Я вежливо отказался.
Появлялись новые типажи: художник из Таганрога, строитель из Челябинска, парнишка из деревни, косящий от военкомата. Неизменным оставался лишь Витя — тот самый, в двойных очках.
Однажды нам пришлось сурово вмешаться — когда бомжи решили не на шутку плотно поужинать. Породистой овчаркой с ошейником. Мы и вовсе-то этого корейского увлечения не разделяли, а уж тут и подавно наши взгляды разошлись. Собаку пришлось отнять.
Волк в овечьей шкуре
Наш любимый Витя стал путаться в «показаниях». Он то называл себя разными именами, то снимал очки, то одевал лишь одну пару. Зачем он это делал, одному богу было известно. Ведь мы не требовали от него документов, не выгоняли его из подвала.
Самое интересное заключалось в том, что мы вообще никак не представлялись. Просто говорили сурово: «На выход, граждане!» И они шли, как покорные овечки. А нам было любопытно. И нравилась эта своеобразная игра. Часто мы беседовали с ними на предмет «как плохо бомжевать, надо что-то делать».
И вот наш товарищ стал заигрываться. В Ежова, что ли решил поиграть. Он ежедневно напирал на бедного Витю, требуя от него правды и только правды. Он снимал с него очки, долго и внимательно смотрел в его окосевшие глаза, выискивая там истину. Но «истина где-то рядом», как гласит эпиграф известного телесериала. Поэтому мы решили подшутить над нашим «следователем».
Я отыскал в шкафу старинный полушубок, вывернул его наизнанку (чтобы был страшней), одел замечательный шерстяной «петушок» с надписью «Спорт» и откопал треснувшие очки в роговой оправе. Гримировали меня всем скопом. Лицо намазали сажей, шапочку надели криво, а ворот подняли. Да еще и посоветовали голову в плечи вжимать. «Уж больно у тебя морда сытая», — сказали друзья.
И я пошел в подвал. Страшненько было одному идти. Но ничего — бомжи приняли меня легко. Меня не узнали — предложили место на лежанке, расспросили кто я и откуда. У меня даже легенда была — будто я из деревни, а здесь на заработках, жилья пока не нашёл.
И что удивительно — регулярного Вити не было! И так и нужно было по плану. А план был в следующем: прикинуться Витей, спрятаться в его обычном месте (за трубой) и ждать «следователя» вместе с ребятами. А когда тот пристанет с расспросами, тряхнуть его за грудки, да послать подальше громовым басом. Так оно и получилось бы, да друг узнал моё лицо даже в темноте под слоем сажи. Чем был шокирован не меньше, чем предполагаемым хватанием за шиворот.
Вот так и получилось, что те, кто в рассказах добропорядочных граждан предстает социально опасным элементом, частенько сам нуждается в защите. А уж об агрессии и говорить не приходится.
Вскоре наше любопытство подостыло и мы оставили людей без определенного места жительства в покое. Да оно и к лучшему. Мы поняли, что пропагандой от них ничего не добьешься — это целая идеология, образ жизни. Дело даже не в том, что им некуда податься, просто так легче, так свободнее, так никому и ничего не должен.
Бомжи были и будут всегда — от египетских пирамид до современных небоскребов. И всегда будут находиться те, кто будет пытаться их изменить.