В моих путешествиях по Европе необычное и непонятное поначалу — в конце становилось понятным и не вызывающим удивления. И по большей части мое удивление или возмущение было по причине плохого знания реалий и причин, моего же невежества. Но ведь у всего, даже самого непонятного и глупого, на наш взгляд, есть свои вполне логические причины.
Закрытые на выходные магазины по всей Европе, рабочий день с 7 утра и до 4 после полудня, мусор на улицах по вечерам и чистота по утрам…
Неторопливость и леность греков и португальцев. Хмурость и закрытость немцев и поляков. Легкость и беспечность французов. Чудаковатость чехов, похожесть словаков…
В Венгрии в автобусе я ездил по кругу, не понимая смысла пускать его на три остановки по причине ремонта дороги и не мог добиться, чтобы мне почистили раковину. Пока не понял, что венгры «не парятся», им «пофиг», они так живут, между обязательным Западом и расслабленным Востоком. И вообще, они — инопланетяне в Европе, с их совсем непохожим ни на латынь, ни на германские языки финно-угорским венгерским языком, зачем-то пришедшие около тысячи лет назад с карельских болот и уральских скал в Европу и сохранившие свою странность и непонятность.
На Мадейре меня стригли почти час, постоянно отвлекаясь то на чашечку кофе, занесенную по дружбе и любезности подругой, то на разговоры со всеми знакомыми, заглядывающими в парикмахерскую, то на оживленную жестикуляцию всеми конечностями, чтобы красочнее живописать что-то там всем, кто присутствовал в салоне.
В Португалии я не мог добиться теплых батарей в своем номере в декабре или хотя бы тепла из кондиционера, пока не узнал, что так они экономят. И вообще-то, у них не принято «гонять тепло» и ходить дома в неглиже, когда за окнами «зимние» +18.
На улочках Дрездена ко мне приставали вполне сытого вида попрошайки, явные лодыри и тунеядцы, что выводило меня из себя. И в то же время мне терпеливо помогали найти тот и иной дом и купить нужные продукты на автоматических линиях самообслуживания, тратя на меня свое время и даже улыбаясь мне.
Однажды в берлинском магазине я обратился к тамошней служащей с игривым вопросом вроде «Вы, я вижу, чайная королева здесь и все знаете — не поможете ли мне подобрать чай для лучшего сна». И приятно удивленная типичная сухопарая немка, расплывшись в сдержанной улыбке, почти полчаса терпеливо рассказывала, какой чай мне подойдет, и на прощание излучала столько тепла и удовольствия, словно была моей лучшей подругой последние тридцать лет.
А в Хорватии строгий и угрюмый хозяин отеля, показавшийся мне недостаточно любезным и даже жуликоватым, потом бесплатно возил меня по магазинам, выбирал для меня рыбу на рынке. И в конце за символическую сумму отвез в аэропорт и дождался, пока я не пройду регистрацию. На прощание мы обменялись телефонами, он дал мне ссылки на своего любимого хорватского певца. И я ему, действительно, прислал на имейл подтверждение того, что я прослушал то, что он мне дал, и поблагодарил его еще раз за горячее гостеприимство.
В черногорских Бечичах, в довольно скромном отеле женщина на ресепшене так старалась и даже разрешила мне поужинать вместо завтрака, что я, растрогавшись, купил ей самую большую шоколадку и всунул туда десять евро. После чего я и вовсе стал дорогим гостем, которого встречали с улыбкой и провожали взмахами благодарных ладоней. И, как мне казалось, не за скромные шоколадку и десять евро, а за что-то большее.
Я пытаюсь припомнить, когда мне было действительно неприятно, когда мне нахамили, где меня, тупящего везде и часто не владеющего местными языками, обидели или обманули… И честно, не могу вспомнить ни одного случая, когда подобные чувства во мне не были вызваны разве что моим незнанием, как все работает в тех краях.
В Падуе меня, искавшего фрески Джотто и все время не туда сворачивавшего, буквально взяли за руку и организовали мини-экскурсию для меня одного… Я был так растроган, что хотел там же на месте остаться жить навсегда, несмотря на то что меня не впечатлили ни фрески самого Джотто, ни Скровеньи, ни многое другое. Но местные горячие итальянцы, кажется, не были готовы к моей импульсивности.
В Вене, перед Музеем истории и искусств, куда я пришел посмотреть на Брейгеля, кассир, узнав, что я говорю по-немецки, провел не меньше получаса, обсуждая со мной последние венские и вселенские события, то и дело нахваливая мой немецкий, смело заявляя, что у меня акцента почти не слышно.
Да, меня раздражала португальская сырость и плесень в ванной. Но мое плохое настроение было побеждено уверенной любезностью и терпением местного персонала, пока до меня не дошло, что не принято у них топить в домах и отелях.
Выбешивали польские светофоры, на которых нужно обязательно стоять в ожидании нужного сигнала, таков порядок, до двух минут! Вместо того, чтобы взять и перейти, когда нет машин, как это делается у нас, а заодно в Париже или той же Португалии.
Возмущали высокие цены, навязчивые официанты, вездесущие черные и арабы в Германии, Франции… да и вообще почти везде.
Но снова местные воспитанность, любезность и терпеливость побеждали мой гнев и возмущение, и я понимал, постигал одну новую для меня истину: как мы все похожи
Да, самое большое отличие в той же Италии или Греции — это язык. Он — самая большая «разница». Все остальное — манеры, традиции, непонятности, странности, отвратительности — все это почти, как и у нас.
Все мы, по сути, одинаковые. Все мы, выросшие в других национальных культурах — братья и сестры. И у всех нас одинаковые или максимально схожие желания и проблемы.
Желание любви и дружбы, благосостояния и уверенности в завтрашнем дне. Женщины хотят выйти замуж и образовать крепкую семью. Мужчины хотят достаточно зарабатывать и помогать своим родным и семьям.
И никто, никто нигде не хочет войны, ссор и распрей.