Музей, сразу надо сказать, очень хороший. В тех же местах кого только не было! Скифы, сарматы… А в советские времена археологи работали не за страх, много чего нарыли в окрестностях города.
И вот ходим мы по бердянскому музею, ходим, как вдруг… Гляжу я и своим глазам не верю! В одном из залов (я чуть не упал!) стоит «мой» меч! Точь-в-точь, только крохотного пропила от ножовки по металлу не хватает. Но главное… Табличка! «Скифский меч».
Да с какого перепугу он скифский-то?! Уж кого-кого, а этих башибузуков в наших кировских лесах отродясь не водилось. Да и зачем им леса?! Скифам — степь, простор подавай!
Стал искать экскурсовода, чтобы наставить этих музейщиков на путь истинный, но… Так и не нашёл. У нас, мол, экскурсоводы по будням не работают. Тем более, закрываемся мы скоро. Хотел через денёк-другой сходить, да так что-то и не собрались. Так что, вполне возможно, французский артиллерийский палаш в Бердянске до сих пор считают скифским
* * *
А тогда, в конце лета того года, когда отец надыбал артефакт — тот меч, мы с ним поехали в деревню. К деду Коле. Естественно, батя, помня задумку о перековке меча на ножи, достал его из погреба и взял с собой.
На следующий же день после приезда, прихватив бутылку «казенки», отец пошёл в кузню. Ну, и я увязался за ним: интересно же, как будут ножи из меча делать. Смотрел, смотрел кузнец на меч… И молоточком стучал, и на точиле его править пробовал. А потом и говорит:
— Нет, Лёха. Не сделать мне из этой стали ножей. И меч испорчу, и ножей не получится! Тут сталь особая, видишь: на клинке — с одной стороны в кружке буква «М», а с другой — «S». Наверно, это — очень хорошая сталь. Даже точильный камень её не берёт. А если я её откалю, считай — испортили вещь!
На том и порешили, бутылочку выпили, мечом помахали, кузнец и выдал после этого «на гора»:
— А вообще-то, на фига тебе, Лёха, нож? Таким мечом любому хряку наспокойняк можно голову отсечь, он и хрюкнуть не успеет. Вон, у тебя батя, дядь Коля. Кулаком телёнка меж рогов с ног валит. Что ему таким мечом голову порося не снести?
С тем мы и пошли домой.
Постепенно батя охладел к мечу, а я, уходя в армию, хорошенько смазал его машинным маслом, завернул в целлофан и зарыл в землю в погребе. Там он и пролежал почти три года. Мои думали, что я его на что-нибудь променял, и даже в голову взять не могли, что всё это время меч лежит в погребе, возле картошки.
А когда мы с супругой поженились, тесть у меня оказался заядлым любителем истории родного края. Своими силами создал музей войны и шахтерской славы. Собирал оружие по всей Украине и все свозил в него. А сколько он бывших полицаев выявил, которые отсиживались под чужими фамилиями! По номерам орденов и другим документам восстанавливал места захоронений наших солдат и их имена.
Как-то даже сумел уговорить шофёра пассажирского Икаруса прицепить к нему 75-мм противотанковую пушку. Пушку! Так и провез её из Ворошиловградской области до самого автовокзала в Шахтёрске. И встала она, как экспонат, рядом с угольным комбайном возле музея.
Правда, со смертью тестя всё пришло в запустение, а музей после развала Союза сгорел вместе с бывшим медвытрезвителем, что располагался в соседнем подъезде.
Но я-то… В первый после свадьбы свой приезд к ним. Хоть и знал об увлечении тестя, но даже предположить не мог, на что он способен, когда занят любимым делом! И как-то раз рассказал ему о мече. На свою голову! Что тут началось…
— Костя… Проси что хочешь, но привези… Привези мне меч!
Я ему, само собою, и отвечаю:
— Да как я его привезу?! Если только на следующее лето.
Но разве тестя что-то (в т. ч. и мои железобетонные аргументы!) могло остановить, когда вопрос заходил о его любимом детище — музее?! Он тут же позвонил бате в Воркуту:
— Алексей… Что хочешь проси… Что хочешь! Но вышли мне меч! Костя разрешил. Да вот он, рядом стоит. Костя, скажи!
А сразу по приезду… Первым делом тесть отвел меня в подвал. Самолично под завязку наполнил две пятилитровые канистры домашним вином, закрутил их плотно, пробки обработал универсальным клеем «ПВА», чтобы нигде ничего не подтекало, вложил каждую канистру в отдельный деревянный посылочный ящик, забил их и… И отправил меня на почту. Это, мол, в Воркуту. Пусть там сват (батяня, то есть) попробует настоящего (!) вина.
Я и пошёл. На почту. Правда, там спросили:
— А что это там у вас, в посылках? Вроде, булькает что-то? Часом не какая-то горючая смесь?!
— Да нет, что вы! Компот вишнёвый на Север бате посылаю. У нас-то вишня не растёт. Пусть хоть попробует, какая она на вкус…
— Ой, да вы и скажете! Какая в компоте вишня?! Её с ветки надо. Немытую!
И после такой посылки батя мог отказать свату? Плохо вы знали моего отца. Он тут же позвонил бабуле:
— Мать…
А та не придумала ничего лучшего, как замотать меч в вату и тряпки и… Бумажной бандеролью выслала его на Донбасс!
Как бы там ни было, мы ещё уехать не успели, а меч уже был у тестя. Радости не было границ! Тут же он взялся за изготовление ножен, потом сфотографировал клейма, рукоять и сам меч. И отправил запрос в Центральный исторический музей. В Москву. Уже после нашего отъезда, значительно позже, оттуда пришёл ответ, что
«на присланных вами снимках, скорее всего, палаш французского артиллерийского офицера».
Ну, а потом… Умер тесть. Развалился Союз. Украина стала отдельным суверенным государством со своей границей, пограничной стражей и таможней. А ещё позже на Донбассе началась война.
И где-то там, далеко-далеко, где каждый день в кого-то стреляют и что-то взрывается, в старом доме, в котором уже давно никто не живёт, под обветшалым скрипучим диваном с выцветшей обивкой лежит он…
Нет, не меч. А кусочек моей жизни. Память об отце, матери, бабуле. Моей молодости. И пока он там, я должен быть здесь. Потому что это — как-то неправильно. Ну, если вдруг я уйду до того, как он вернется ко мне.
Наверное, это просто блажь, но… Как-то кажется мне, что отец может не понять меня, если вдруг я приду на встречу с ним без этого французского артиллерийского палаша.