Перейти ко второй части статьи
«На машине придется, — подумал Ярин. — По дороге на автозаправку заехать, бензина не хватит. С чего ей вдруг приспичило? Да ладно уж, последний день».
Ночью Ярин несколько раз просыпался. Было слышно, как старуха беспокойно ворочается, кряхтит и что-то тихо бормочет по французски.
— Доля, все в порядке? Может, Вам что-то нужно?
— Нет, все замечательно. П`ростите, Володенька, `разбудила Вас. И ночью Вам покоя от меня нет.
Наутро Доля была говорлива как обычно, шумно восторгалась и овсянкой, и молоком: «Какие а`роматные, сразу видно, что свежие!», но Ярин почувствовал за этой трескотней напряжение. И глаза были как в первый раз — тревожные. Будто хочет что-то сказать, а не может.
Ехали долго. Доля вертела головой по сторонам, вновь восхищалась новыми зданиями, проспектами, улицами, магазинными вывесками, женщинами в ярких нарядах, красивыми машинами, россыпями фруктов и овощей за стеклами витрин.
«Еще немного, еще чуть-чуть», — подбадривал себя Ярин, пытаясь совместить три вещи: не спускать глаз с дороги, улыбаться Доле и отвечать на беспрестанные ее вопросы.
Бывшая Восьмая Нагорная, по сути, представляла собой большой пустырь, заросший бурьяном и одичавшими олеандрами. Видно было, что когда-то здесь кипела жизнь, а теперь осталась лишь память. Олеандры были высажены в шахматном порядке по обеим сторонам улицы: белые, темно-малиновые и розовые. Венчали аллеи сосны и тополя. Увы, сейчас от этого великолепия не осталось и следа. Только два-три чахлых соцветия на олеандровых кустах указывали на их цвет, а сосны и тополя давно были съедены вездесущим плющом.
«Тут, наверно, и не живет никто, — Ярин вглядывался в покосившиеся балконы, в черные провалы окон. — Переселили людей. И правильно. Давно пора эту рухлядь сносить».
— Вот здесь. Будьте доб`ры, — Доля была серьезна, и в лице ее не было ни кровинки.
Ярин въехал во двор маленького двухэтажного дома. Жизнь давно уже ушла из него, оставив лишь воспоминания, плющ покрыл ступени подъездов, расползался по красно-желтым, осыпающимся стенам.
— Стоит. Живая моя, — старуха подошла к небольшому кривому дереву. Оно росло в отдалении, перед четвертым, последним, подъездом дома. Ярин не приметил его сразу.
— Стоит, — повторила она трясущимися губами и погладила темно-серую кору. — Вот и повидались.
Она прижалась головой к дереву и застыла. Через несколько минут она отошла от него — прямая, высокая, с плотно сжатыми губами.
— Мы в этом доме жили, Володенька. И это де`рево чуть не с рождения помню. Мы с нее детьми как с го`рки съезжали. Мама пи`рог с грушами пекла и варенье варила. А я когда зимой болела, то из окна все на эту г`рушу смотрела. Вон наше окно, на пе`рвом этаже, — Доля махнула рукой в сторону черного, полускрытого плющом провала. — А еще няня учила молиться пе`ред сном, чтобы жизнь и здоровье Бог послал папе, маме, младшему б`рату Антоше и маленькой сест`ре Милочке. Так над этой г`рушей всегда светила яркая звезда, будто елочная иг`рушка. Я на нее глядя молилась.
— А потом, когда папу арестовали, так он, пе`ред тем как уйти, постоял чуть-чуть около нее, погладил ко`ру, а потом ушел, не оборачиваясь. Мы в окно все видели. Потом за мамой пришли. Она тоже, когда уходила, замешкалась немного около де`рева, веткой волосы ее зацепило. Потом ушла. Домой они не ве`рнулись.
— А вы? — спросил Ярин почему-то шепотом.
— Нас в р`азные детские дома, а няня уме`рла вско`ре. Б`рат и сест`ричка погибли тоже. Это я потом узнала. Поедем, Володенька?
Всю обратную дорогу старуха молчала и только покачивала головой, словно удивляясь чему-то. В кафе ехать она отказалась и повеселела только на вокзале.
— Ну, все, — говорила она бодро, поудобнее устраиваясь в кресле автобуса. — Теперь уже вы ко мне п`риезжайте. Р`ита знает, как найти. Жаль, не удалось увидеться. Спасибо за дивный отдых, Володенька.
Ярин разместил ее сумки в багажном отделении, чмокнул холодную старческую щеку, помахал вслед отъезжающему автобусу и через полчаса напрочь забыл о Доле.
До приезда жены оставалось еще три дня, и можно было бы с чувством выполненного долга наслаждаться ничегонеделанием.
Первая ночь прошла восхитительно. Никто не верещал, не трещал и не восторгался. Блаженная тишина была разлита вокруг. Ярин спал как младенец. Дом, милый дом!
Во вторую ночь Ярин проснулся от неясного чувства. Будто что-то должно было произойти, и он, Ярин, стоял на пороге этого открытия.
«А ведь она прощаться приезжала — осенило его. — Эх, я дурак! Поэтому и стрекотала, заговаривала себя. А глаза такие умоляющие были. И Ритка, Ритка, хороша, нечего сказать. Халатом откупилась. Всю жизнь Доля их семье отдала».
Первым стремлением его было первым же рейсом поехать в маленький поселок, где жила Доля, и разузнать, все ли в порядке.
Но Ярин никогда не следовал сиюминутному велению души. Надо было все хорошо обдумать, дождаться жены и детей.
«Вместе все поедем. Подарков привезем. Старуха обрадуется», — и, радуясь удачному решению, он нырнул под одеяло и вскоре уснул.
Следующий день прошел в заботах. Надо было привести квартиру в порядок к приезду жены.
— Ну, что, очень утомила тебя Доля? — Рита выглядела уставшей, но довольной, поездка оказалась удачной.
— Нет, занятная дама. Даже интересно с ней было.
— Ну, а я что говорила? Сама деликатность — лишнего никогда ничего не скажет, стесняется загрузить.
«Ут`рудить», — вспомнил Ярин и усмехнулся.
— Слушай, надо бы как-нибудь к ней съездить. Она так расстроилась, что не застала тебя и детей. По правде говоря, свинтус ты хороший, подруга дней моих суровых, супруга милая моя!
— Чего это я свинтус? — шутливо надула губы Рита. — Когда ездить? Ты мне объясни — когда? Я работаю как вол, отпуск только 14 дней, и прикажешь их в деревне проводить с милыми сердцу рассветами, закатами и пастушескими трелями по утрам?! Дети вообще не поедут, взвоют через полдня, что в город хотят, к друзьям, а ты понудишься два дня от силы и тоже домой запросишься. Я не права? Ну, хорошо, как-нибудь на выходных съездим. В ближайшее время не получится, в следующем месяце выберемся.
На том и порешили. И обоим стало весело и спокойно, как может быть только спокойно любящим и чистым сердцем людям.
Через неделю вернулись из лагеря близнецы. Окрепшие, подросшие, исцарапанные, но веселые, пропахшие дымом костра. Перебивая друг друга, они рассказывали о летних приключениях. Надо было собирать их к школе, да и Ярин 26 августа вышел на работу. И коллеги нашли его весьма отдохнувшим и посвежевшим. Надо было составлять учебный план на следующий год, готовиться к институтским будням.
А еще через месяц пожилая почтальонша с будничным и суровым взглядом принесла им телеграмму, где кратко сообщалось, что накануне в поселке скончалась Вересова Дарья Викторовна, или попросту Доля.