Платочкин испытывал жанровые муки. Он пробовал писать любовные романы, но суды заполнили иски с обвинениями в харассменте. Многочисленные читательницы подавали жалобы на домогательства со стороны мастера художественного слова.
Некая Фрося К., шестидесятилетняя девица, первой обвинила писателя в сексуальных домогательствах посредством литературного произведения.
— Ваша честь, вы только послушайте: «Ночь плевалась колючими звездами. Томный лес пел серенаду. Я коснулся локтя прекрасной девушки, она одернула руку. Я продолжал настаивать…»
— И что? — не выдержал Платочкин. — Какое это отношение имеет к вам?
— Как это какое? Я тоже девица.
— Это лишний раз доказывает абсурдность обвинения, ваша честь. Если до сей поры не нашлось желающих, то почему вы думаете, что я стал исключением?
— Писатели — народ странный, — парировала немолодая судья, игриво поводя могучими плечами. Почему-то жест напомнил Платочкину былинных богатырей.
— Ваша честь, эта сцена проникла в самое нутро моей пламенеющей натуры. Строчки запали в сердце. А это — глубокий харассмент, можно сказать, причинение тяжкого вреда здоровью.
А Клава П. вместе с иском о приставаниях подала еще и заявление на алименты, явившись в зал заседаний в очень интересном положении. При этом было видно, что в этом положении она пребывает довольно продолжительное время, а роман вышел из типографии всего пару месяцев назад.
— Позвольте, — возмутился писатель, — какое я имею отношение к вашему потенциальному ребенку? Да и по срокам не сходится…
— Как это не сходится? Беременность наступила после вашей книги «Трое из двух».
— Но там литературный герой вовсе не писатель, он агент разведок сразу пяти стран, молодой, спортивный мужчина.
— Естественно. Стала бы я рожать от первого попавшегося.
— Но я-то чем похож на вашего любовника?
— Ничем. Так и я не блондинка, — Клава стащила белокурый парик, обнажив яйцевидный череп, еле прикрытый темными грязными волосами. — И что?
Устав от многочисленных заседаний, Платочкин перешел на детективные истории. Но не успела первая книга обсушить типографскую краску, как в квартире литератора раздался дверной звонок.
— Мы за вами, — сообщили серьезные парни в форме.
— За что?
— Вы вот пишете, что ювелирный магазин обворовал некий Кривой, а старушку из третьего подъезда задушил ее сосед снизу после очередного залива квартиры.
— И что?
— Мы вынуждены вас задержать. Вы подозрительно осведомлены.
Когда через пару месяцев Платочкина отпустили, он поклялся никогда не позволять своей фантазии уноситься в мир преступников и жертв.
Но не писать литератор не мог! Через три месяца вышла его первая книга в жанре фантастики. Что тут началось! Толпы возмущенных читателей осаждали квартиру. Кого-то обижали люди-звери с далекой планеты, сексистов оскорбляла женщина-повелительница, за фей его обвинили в мракобесии. Обиженные вели себя агрессивно. Они поджигали входные двери — и квартирную, и подъездную. Сорвали почтовые ящики, сломали лифт.
Литератора спас новый роман Косыночкина, в котором несчастный имел неосторожность писать о мире, где правили собаки, а люди им служили…
Что еще почитать по теме?
Сеанс у психотерапевта. Чем опасен новый вирус?
Как писатели-фантасты придумывают свои сюжеты?
Полезна ли математика творческому человеку? Как писатель страх перед чистым листом преодолел