Вот только… Пока я лечился, перестройка и гласность закончились. И начались рыночные реформы. Пароходство приватизировали, и часть судов быстренько перешла под иностранные флаги. А на тех, что ещё остались под нашим, российским триколором, пошли сокращения.
И понял я, что в моря мне, увы, больше не ходить. Оттого и загрустил. Очень даже сильно. А эта моя грусть-тоска, уже в свою очередь, расстроила супругу. Тоже — очень сильно. И стала она думать: как с моею грустью бороться? Думала, думала и… Надумала! У тебя ж, говорит, высшее незаконченное! И какого ты рожна дурку мне тут ломаешь?! Ну-ка, быстренько документы в зубы и — в Питер. И пока не восстановишься, не возвращайся!
А супруга у меня женщина серьезная, строгая и упрямая до невозможности. Сказала «не возвращайся», значит, именно так её и понимать надо, без всяких там двузначностей и околичностей. Пришлось ехать. Восстанавливаться.
Вот так я и закончил этот вуз. Только уже заочно и много позже тех пацанов, с которыми когда-то на первом курсе начертательную геометрию вместе сдавал. Они-то раньше, много раньше меня дипломы свои получили. И разъехались кто куда, по всей Российской Федерации. Институт-то входил в систему МинВУЗа РСФСР.
И один из моих друзей рассказал как-то раз историю из жизни. С этим другом я, если всё строго на весах нашей жизни взвесить, не один пуд соли вместе съел. Попал он, значит, лесником в Терсинский лесхоз. Это, если кто не в курсах, Кемеровская область, километров 75−80 от Новокузнецка на север, вверх по течению реки Томи. Поселили его с молодой женой (детей тогда ещё у них не было) недалеко от Осинового Плёсо, в поселке Усть Аскарлы. Это — почти у самого впадения реки Терсь в Томь.
Леса там хвойные, а зимы — снежные. Поэтому крышу зимой, как минимум, раза два приходится очищать от снега, иначе её раздавит — столько снегу там выпадало. Иную зиму — метра три, если не больше. Смотря какая зима. Чтобы снег не так сильно скапливался на крыше, их в тех местах делали очень крутыми, но и это не всегда помогает. Бывает, оттепель небольшая, а потом снова подморозит. Снег и «прилипнет» к крыше. А как примёрзнет, так потом накапливается быстро и в больших количествах.
Лопатой сбрасывать его — тяжело, долго, да и небезопасно. Снег может сорваться — и ты вместе с ним полетишь с крыши. Обычно то, что навалило, начинаешь сбрасывать сверху, от конька. Сначала снег, слой которого, как правило, выше твоего роста, даже на крутой крыше, держится хорошо, и ты смело стоишь и работаешь себе лопатой. Но когда крыша будет очищена почти на половину, снег, как правило, срывается и лавиной уходит вниз.
И читаешь потом в объяснительных: «Чистил снег с крыши. Когда оставалось почистить меньше половины, снег сорвался и пошел вниз, увлекая меня за собою. Я упал, сломал два ребра и ногу».
Но Витька же не зря диплом получил. Инженер! А слово это, как когда-то говорил один из наших преподавателей, от латинского «думающий». Вот он и придумал. Залезет на крышу, проложит вдоль конька верёвку, а её концы бросит вниз. Жена с одной стороны, Витька — с другой, и, работая верёвкой, как пилой, идут вдоль фасадной и тыльной стен дома, подрезая снег по всей плоскости крыши. А как подрежут его больше, чем до половины кровельного ската… У-уух — и пошла снежная лавина вниз!
Ну, иногда, чего там говорить, приходилось и повторить манипуляцию с веревкой и подрезанием слежавшегося снега на крыше. Всё зависит от крутизны кровельного ската и погоды. Но если крыша имеет наклон близкий к 60 градусам, то проблем, как правило, не должно возникать.
Вот так ребята и выкручивались. Всё лучше, быстрее, да и безопаснее, чем лопатой на крыше махать. Поэтому и неудивительно, что способ этот приглянулся Витькиному соседу. Только он решил его усовершенствовать. Типа, зачем супругу отвлекать от стирки, глажки, готовки. Я и сам — с усам. А у неё их — нету. Ну, и нечего в мужицкие дела ей лезть. Сам-один всё сделаю. Хорошо, собака его Пальма с ним в помощники увязалась, она-то его и спасла.
В общем, положил сосед верёвку на конек, сбросил её концы с крыши, а сам спустился вниз, встал по центру, у забора, и давай снег пилить. А собака возле него крутится, мешает… Он её и так, и так, пошла, мол, дурр-ра, отсюда. Мешаешь! Да то одной ногой, то другой — руки-то заняты! — отпихнет в сторону. Сначала легонько, а потом — достала уже! — и посильнее, от души, наподдаст.
Уже почти допилил снег на крыше, а собака его лапами толкает, бегает вокруг… Ну, он её и толканул ногой в очередной раз от души, и только успел увидеть, что она к стене дома шарахнулась, а наверху что-то зашуршало. Сосед поднял голову, а там… Снежная лавина. Вниз! На него…
Он инстинктивно метнулся от дома, а там — забор. Тут его и накрыло.
А Пальма побежала к ближнему, Витькиному, дому и давай у него выть и лаять. Хорошо, тот видел, как сосед работал, ещё подумал про себя, что рисковый тот мужик. В общем, сразу понял, в чём дело, послал супругу по улице — позови народ, только быстренько! — а сам — лопату в зубы и за Пальмой к соседу во двор.
Все вместе довольно быстро откопали незадачливого рационализатора, тот не успел задохнуться. Правда, когда откапывали, руку ему повредили. Но так, не сильно. Закрытый перелом. В гипсе потом с месяц проходил. И пока на больничном был, всё, как к соседям не зайдет, рассказывал: мол, вот теперь-то он понял, что ему Пальма хотела сказать: ты что творишь, дурик, тебя же покалечит снегом с крыши! Да и бежать надо было — за ней, к стене дома, а не к забору.