Гостиная в кремовых тонах, розовая спальня и оранжевая детская, опустевшая с тех пор, как единственная дочь вышла замуж. Картины, книги, изображения Нефертити на стенах, статуэтки, фарфор, льняные салфетки в кольце, ковры, черные напольные вазы-кувшины — работа грузинских мастеров.
Муж и жена были искусствоведами, кандидатами наук. Любо-дорого было посмотреть, как эта пара выходила на прогулку!
Он — осанистый, полный, с густой шевелюрой, зачесанной назад. Если бы не седина, эти вдохновенные волосы придавали ему сходство с Шопеном. Да и вообще, было в облике его нечто музыкальное. Только юношеская скрипка уже превратилась в массивный контрабас.
Она — худощавая, очень белая, с седыми легкими волосами. Притягательная той особой нервной красотой, которая свойственна неуравновешенным натурам.
Вместе они смотрелись великолепно, и им было смертельно скучно друг с другом.
Поженились они давно, еще в аспирантуре, вместе было прожито почти тридцать лет, и тишина в их доме нарушалась все реже. Да они и не тяготились ею. Наоборот, втайне досадовали, когда внуки гостили у них больше, чем раз в неделю.
Нет, конечно, радовались, когда дочь с мужем и двумя ребятишками навещала их по воскресеньям в два часа дня. Они накрывали большой стол в гостиной, уставляли его тарелками с едой, непременно клали детям гостинцы возле их приборов. Девочке — в розовой обертке, мальчику — в голубой. Куколки, машинки, карандаши и — всегда! — большую шоколадную конфету «Гулливер».
Дети радовались, шумели, целовали бабушку и дедушку. Те смеялись, оживленно беседовали. Но уже через три часа начинали сдержанно поглядывать на стенные часы.
Знакомые им удивлялись. «Совершенно невозможно, — размышляли они, — что людям после стольких лет брака может быть так интересно вдвоем. Такого не бывает!» Знали бы они, что бывает, еще как бывает! Только не вдвоем, а вчетвером. Он, Она и их Одиночества. У каждого — свое.
Спали, впрочем, вместе. Но каждый строго на своей половине, отчего середина кровати казалась более высокой, чем края. Прикроватные тумбочки были завалены искусствоведческими журналами, и тишину нарушали лишь отрывистые фразы: «Да», «Нет», «Уже поздно, завтра рано вставать», «Что нужно для дома?» — да нежное пианиссимо переворачиваемых страниц.
Как-то перед Новым годом дочь принесла им два билета на маленький концерт в филармонию. Концерт назывался «Волшебство». Программа была необычной — Аллеманда Вайса, Бразильская Бахиана Вилла Лобоса и композиция «Три песни» под гитару.
Идти не хотелось. Они давно уже привыкли отмечать праздник, сидя за накрытым столом перед телевизором. Даже не переодевались в нарядные одежды. В час ночи ложились спать. День переползал в день, год в год, и бесчисленные изображения Нефертити на стенах тускнели и покрывались пылью.
Но обижать дочку не хотелось. И воскресным вечером 29 декабря соседи вновь глазели на торжественное дефиле супругов. Он — в черном пальто и серебристом шарфе, с вдохновенными непокрытыми волосами. Она — в белой шубке, черном платье и лаковых туфельках-лодочках. И маленькие руки в черных перчатках теребили сумочку…