«Что-то вы нас совсем забыли, — приветливо сказал редактор небольшой газеты своему внештатному сотруднику Пантерову. — Пропали, не заходите, а ведь скоро Новый год, давайте, давайте что-то!» Если бы кто-то поглядел на них со стороны, то невольно бы рассмеялся: зрелище было более чем комическое.
Огромного роста, неимоверно толстый, с пушистыми усами редактор больше соответствовал фамилии из семейства кошачьих, чем его плюгавенький сотрудник. Антон Пантеров был лыс, и глаза его выражали вселенскую скорбь. Скорбеть Пантеров умел по любому поводу, со вкусом и долго.
Благодушно напутствовав Пантерова, редактор шумно вздохнул и выбрался из-за стола.
— Давайте, давайте что-нибудь светлое, разумное и вечное, — сострил он. — И не забывайте, что вечное требуется до последней пятницы месяца. Да нет же! Раньше. В пятницу газета выходит, день на вычитку, день на вёрстку, это значит, — он послюнявил жирные пальцы и перевернул лист календаря, — это значит, у вас срок до будущего вторника. Дерзайте, Пантеров, читатели вас любят!
Улыбаясь собственной остроте, он важно прошагал мимо грустного Пантерова. Тот сосредоточенно смотрел на свои ботинки. У левого начинала предательски хлюпать подошва.
«Легко сказать: „давайте светлое“, — угрюмо думал Пантеров, шагая по вечерней улице, — а если у тебя дома ворчливая жена, сломанный холодильник и трое детей, которые калякают письма Деду Морозу, получать которые должен я? И доставать всё, что они понарисовали?»
Он вспомнил, что с утра ничего не ел, кроме печенья с чаем, и сглотнул голодную слюну.
Дома его встретила жена в отнюдь не соблазнительном халатике.
— У Камиллки запор, — твердо сообщила она с порога. — Нужна сухая ромашка. Я клизмочку поставлю.
Из ванны доносилось плаксивое кряхтение. Трёхлетняя Камиллка ныла, методично раскачиваясь на горшке.
Из комнаты выскочили её близняшка Тамилка и пятилетняя Софочка.
— Папа-а-а! — повисли они на Пантерове. — Ты что нам принес?!
— Потом, потом, — отмахнулся устало Пантеров. — Да погодите галдеть! Мама что говорит?
— Что-что?! Оглох, что ли?! — заорала жена, перекрикивая вопящую Камиллку. — Ромашку возьми и кафиол, слышишь?! Подожди, зайди в продуктовый, масло закончилось растительное и сахар.
— Я же позавчера сахар покупал!
— Это же твои дети чай сладкий требуют! Что, я весь сахар потребляю?!
— Мама-а-а, не поюсается! — снова захныкала Камиллка.
Пантеров вышел за дверь. Есть ему расхотелось.
«Ну, вот о чём тут можно написать? — думал он по пути в аптеку. — Как может вообще вдохновение прийти в этом бедламе?! Юная девушка ждёт любви и происходит чудо: она выходит в магазин и встречает прекрасного молодого парня? Нет, старо, банально… Одинокая бабулька, отчаявшись увидеть своего сына и его семью, живущих в другом городе, в новогоднюю ночь выглядывает перед сном в окно и видит, как у подъезда останавливается роскошная белая машина и из неё вываливаются её нарядные внуки с подарками, крича: „Здравствуй, милая бабушка!“ Следом появляются красивая невестка и сын, убелённый сединами. Он взволнованно опускается перед старушкой на колени и шепчет со слезами на глазах: „Прости, мама“. Всё это на лестничной площадке, бабулька в байковой ночнушке, соседи выскочили смотреть. Все умилённо вытирают слёзы, растроганная бабулька ставит чайник и зовёт всех, включая соседского кота, пить чай! Хэппи энд! Чушь! Избито, не ново».
— Мне ромашку сухую и кафиол, — буркнул Пантеров миловидной аптекарше и, взяв покупку, отправился в продуктовый магазин.
Дома его встретил детский ор, натужное гудение стиральной машины и густой запах тушёной капусты.
— Есть будешь? — спросила жена. — Она никак ещё. Давай ромашку. Завтра врача вызову. Садись, ешь, там тушёная капуста с котлетой.
— Не хочу. Потом.
— Ты ел где-то? — спросила жена с подозрительной интонацией в голосе, но тут Камилла заорала снова и она бросилась в ванную.
Пантеров прошел на застеклённый балкон, где обыкновенно работал за небольшим столиком.
Он сидел уже два часа. Ничего не выходило. Из-за неплотно закрытой двери до него доносились вопли девчонок. Камилле помогло снадобье, и она сейчас весело скакала с сестрами. Жена иногда иронично прерывала их крики: «Не шумите, девочки. Папа творит! Папа — большой писатель!»
Наконец дети угомонились и уснули. Жена вышла к нему.
— Что случилось? — спросила она — Ты почему не ешь? Ну, я же не виновата, что особо не из чего выдумывать. Что было, то и приготовила.
— Всё нормально, — отмахнулся Пантеров. — Просто не хочется. Я чай попил с бутербродами. Рассказ надо написать.
— О чём? — спросил жена, но тут запищал чайник и она, не дожидаясь ответа, побежала в кухню.
«А сейчас она пойдёт вывешивать белье, наше — на балкон, детское — на кухню. Потом нальёт себе чай, приляжет на диван смотреть телевизор и уснёт. И я трону её за плечо, но она уже не воспримет этот жест как давний милый условный знак между нами. И мы не ляжем в постель вместе, и не займёмся любовью, и не будем этой ночью счастливы, потому что она смертельно устала, а мне надо закончить и выправить этот чёртов рассказ до вторника, а у меня ничего не получается!»