У нас был такой учитель математики — Александр Кучатович Джамшиев, а ученики-узбеки звали его Искандер Кучатович, или просто Искандер-ака. Учитель он был хороший, но говорил с сильным акцентом, и мы иногда его сразу не понимали, поэтому он злился и снова и снова разъяснял нам одну и ту же задачу.
До пятого класса, начиная со второго, когда моя мама, наконец, перевелась в школу поближе к нашему дому, я учился в комплектном классе узбекской колхозной школы-семилетки. Одна классная комната в ней был отдана под русские начальные классы, и учительница во всех этих четырёх классах была одна — Мария Дмитриевна Осипова, наша соседка и мамина подруга. Это называлось «комплектные классы».
В первую смену в этом классе Мария Дмитриевна учила первый и третий классы, а во вторую, с часу дня, второй и четвёртый классы. Всего во всех четырёх классах нас было шестнадцать человек, и почти все из нашего совхоза.
Я пришёл к Марии Дмитриевне уже во второй класс, и учились мы одновременно с четвёртым. То есть слева на партах сидели мы — второклашки: я, Ольга Глущенко и Анвар Ханходжаев, сын директора школы, решивший отдать сына в русскую школу, а справа — ученики четвёртого класса — Борька Мустаев и Римма Мустафина.
Сначала Мария Дмитриевна давала нам задание, мы что-то писали или читали, а она в это время рассказывала ученикам четвёртого класса про строение земли или про нашего великого поэта Александра Сергеевича Пушкина.
Здесь же, в этой колхозной узбекской школе, когда мне исполнилось девять лет, я стал пионером. У меня была прекрасная память, и к четвёртому классу я уже наизусть знал, что написано в «Родной речи» для четвёртого класса и в учебнике под названием «Арифметика». Может, поэтому в пятом классе, когда вместо одной учительницы у нас появилось несколько, и по разным предметам, учёба меня не особенно напрягала и давалась легко.
Мне было всего десять с половиной лет, я был самым маленьким по росту в классе, но учился хорошо, и главное, мне нравилось помогать отстающим, как и подобает настоящему пионеру-ленинцу. Я с удовольствием носил на шее красный пионерский галстук и постоянно ругался с Митхатом Аглиулиным, моим соседом по парте, за то, что он носит галстук в кармане и он у него вечно мятый.
Для новой школы мама купила мне новую школьную форму, в которую, кроме брюк и рубашки, входила гимнастёрка с ремнём и фуражка со школьной эмблемой, чем я невероятно гордился, заставляя маму или бабушку через день подшивать мне на гимнастёрку свежий белый подворотничок.
От дома до школы было достаточно далеко, больше трёх километров. Дорога была плохая, особенно весной и осенью, когда шли дожди: грязь и слякоть. Но я на занятия никогда не опаздывал, успевая даже отмыть от грязи обувь, перед тем как зайти в школу.
Учились мы во вторую смену, поэтому идти в школу днём было хорошо, светло, а вот возвращаться обратно после пяти или шести уроков, когда рано темнело, было очень страшно. Тем более что половина дороги проходила рядом с совхозными полями кукурузы или веников.
Темень вокруг кромешная, тишина, за каждым кустом мерещится какое-нибудь чудище, а я иду домой. Было очень страшно, и для того чтобы заглушить этот страх, я начинал громко петь. Пел все песни, которые знал. Пел подряд и очень громко. Когда мама иногда выходила меня встречать, она издалека слышала мой голос и шла мне навстречу.
Наверное, именно тогда я развил свой голос, который мне потом очень пригодился в жизни. Когда в нашей школе проводили посвящённые какому-нибудь празднику совместные пионерские сборы, меня на них обязательно просили спеть, и я добросовестно, на весь школьный двор выдавал песню «Три танкиста» или «Шёл отряд по берегу, шёл издалека.»
Дети-узбеки слушали, даже аплодировали мне, но меня почему-то не любили. Иногда по дороге домой по двое-трое налетали на меня, били по лицу, пинали ногами, вырывали сумку, бросали её на дорогу, а потом просто убегали. Не имея возможности защитить себя из-за маленького роста, я после очередной драки твёрдо решил, что как только немного подрасту, обязательно буду заниматься боксом и отомщу своим обидчикам.
Забегая вперёд, скажу, что я своё обещание выполнил, правда, через шесть лет, крепко поколотив двоих ребят-узбеков, тех самых, которые меня когда-то обижали. Потом, на удивление, мы с ними подружились и, вспоминая наше детство и учёбу в младших классах, громко смеялись.
Вообще, сказать по правде, отношения между русскими, вернее между теми, кто говорил на русском языке, и узбеками всегда были не очень ровными. А в Ташкенте после войны кроме русских, украинцев и татар жили ещё и уйгуры, корейцы, таджики, казахи, китайцы, евреи, греки и люди других национальностей — все говорившие на русском языке. Не зря говорили, что «Ташкент — город хлебный».
Да, мы росли, ходили вместе в детский сад, учились вместе, с детства научились говорить по-узбекски и даже изучали его с четвёртого класса в школе, но особо близко друг с дружкой никогда не сходились. Виновато в этом, скорее всего, было предыдущее поколение русских дворян-интеллигентов и военных, живших в
Правда, потом, в советское время, это слово забылось, но часть говорящих по-русски людей в пылу ссоры обзывали коренных жителей «чурками» или «чучмеками», что вызывало у них большую обиду. Они, естественно, тут же начинали защищаться и в ответ называли русских «оклок», то есть «белое ухо», имея в виду свинью, мясо которой мусульмане никогда не употребляли в пищу, им Коран запрещал.
Вот так, «неделикатно», но по-детски зло, мы обзывали в школе учеников узбекской национальности, а они нам отвечали уже «деликатно», но тоже со злостью. Иногда дело доходило до драк. Но тут уже «русские» всегда побеждали, потому что начинали драться отчаянно, применяя при этом всё, что попадётся под руку: ручки, чернильницы и даже портфели.
Прожив много лет в Ташкенте, я хорошо узнал этот добрый, вовсе не воинственный народ и стал совсем по-другому к нему относиться. Перенял я и некоторые хорошие обычаи узбеков, особенно их отношение к старикам и вообще к старшим по возрасту, их добродушие и гостеприимство. До сих пор я и мои дети любят блюда узбекской кухни, я сам умею классно готовить настоящий узбекский плов, шурпу и лагман.
Дружбы с учениками узбекских классов у меня не получалось, зато я дружил с ребятами-узбеками, учившимися со мной в одном классе и разделявших со мной школьную жизнь. Такими друзьями для меня стали Эдик Насретдинов и Зафар Мухитдинов. Они оба, так же как и я, отлично учились, и потому нашу тройку классная руководительница Инна Михайловна Темнова всегда выделяла и ставила в пример.