Ну, давай, так давай. Не было у нас ещё такого духа, который бы не рассказал военнослужащему Грине за себя. И за всех своих родственников. Ну, заодно и про то, когда, откуда и с каким оружием следующий караван придет. И во что оно припрятано будет. Гриня, он такой. Располагающий к себе. Ему и не хочешь — расскажешь. Как проникнешься к нему полной любовью и симпатией, так всё и выложишь.
— Гринь! Гриня… У тебя в фляжке как?
— Да что-то ещё булькает.
— У меня тоже. Только тёплое уже.
— Не то слово. Горячее.
И какая только умная голова придумала этот отвар из верблюжьей колючки? Неужели он и правда от желтухи помогает? Помогает, нет — кто знает, но жажду утоляет неплохо. Лучше уж свой теплый, чем Гринькин горячий. Нет, пить не буду, так, во рту прополоскать, а то уже нёбо к языку прилипло. Не отодрать.
Жарко. Солнце уже высоко… А начали почти с рассветом. Сарбозы — впереди. Частой гребенкой. За ними хадовцы. Ну, а потом уже мы. Мало ли, запросят помощи афганские товарищи. Революционеры саурские. Или найдут что-то важное для наших оперативников. Но пока — тихо.
Вот мы и продвигаемся вперед помаленьку. Между дувалами. Дома — это не наше. Там сначала сарбозы, потом ХАД работают. Нам туда лучше не соваться. Кто там их, этих афганцев, поймет? Где заканчивается мужская половина дома? Где женская начинается? Заскочишь туда, куда тебя не просили, и получишь нежданную афганскую пику прямо под ребро. Тьфу-тьфу!
Что толку, что этого урода потом на кусочки разорвут? Ребро-то… Оно своё, родненькое. Не у дяди.
Вот мы с Гриней и двигаем потихоньку. Между дувалами. Под защитой брони. Впереди бэтээр. А в нём механик-водитель Юрка. И Касим, таджик-переводчик. Он фарси знает. А то ведь Гриня хоть и располагает к себе, но понять, о чем ему духи так взахлеб рассказывают… Не может он. Вот этого — не может. Касим и помогает ему. Как может. Пока его тонкая и ранимая таджикская душа выдерживает. Пока выдерживает — помогает. А как не выдержит, и отползет Касим к ближайшему арычку отблеваться… Так тут мне приходится. Не бросать же другана в трудную для него минуту!
— Гринь, дай твою флягу. А то у меня уже всё… Тьфу ты, черт! Юрка! Свинины кусок… Чё встал? Я об корму бэтээра чуть пятак не расплющил.
Реклама
И для верности Гринькиной фляжкой, что ещё оставалась в руках, изо всей силы — по броне десантного люка…
— Э-ээ… Паленый! Отдай. Отдай фляжку-то. Вон, башкой своей лучше по броне. Она у тебя всё равно пустая. Знаешь, какой гул будет? На весь кишлак слышно.
— Юрик… Эй, в коробочке! Кобра, чего встали?
И почти тут же из-под брони — приглушаемый ею голос:
— Гриня, тут у меня… Слева, между дувалами, зелень какая-то. Я щас, чуть вперед подам, а вы посмотрите — что там мирные дехкане посеяли?
Касим… Касим, чурка нерусская! Хорош на матрасах прохлаждаться. Не на курорте. Давай за пулеметы. И башней. Поворуши из стороны в сторону. Чтоб знали мирные дехкане про наш бронепоезд…
Реклама— Паленый, давай. С твоей стороны огородик. Я, если что, прикрою…
* * *
— Ну?! Есть там что? А, Саня?..
Это уже Юрка. Высунулся, придурок мамкин, из своего, водительского люка, чуть ли не по пояс. Высматривает…
— Пригнись, дурик, а то Касим сейчас башку тебе стволом снесет…
— Не учи ученого! Давай, смотри там, есть что к тушману?
Да, неплохо бы какого огурчика тут раздобыть, чтобы не одну тушенку вечером жрать. Сухпай — вещь, конечно, неплохая, но если к нему, да чего овощного… Ого! Помидорчики. Красненькие. Уже созрели. Стоят, красными бочками на солнышке матово, но аппетитно отливают. Вот, рядышком. Только перешагнуть через ручеек, дорожку которому от магистрального оросительного арыка прилежно прокопал к себе в огород мирный дехканин. Пере… Шагнуть.
Стоп машина! Это что тут? Уже не отливает. Поблескивает тонкой ниточкой натянутой стальной жилы. Растяжка!
Фу-ууу… Спасибо тебе, Господи! Даже если тебя и нет. Уберег. Отвел косую в сторону. Ещё бы шаг и… Кирдык. Болтался бы сам на этом огороде. Вместе с помидорами на одних кустах. Такими же маленькими красными шариками.
Интересно, а много бы их из меня получилось?
— Тут помидоры. Но перед ними — растяжка.
— Не лезь. Нахрен надо. И без помидор проживем. Отметь вешками. Сейчас дам знать саперам. Они её обезвредят.
Но не успевает Гриня закончить, как от бэтээра опять орет Юрка:
— Саня… Паленый! Посмотри, там по краю какая-то хрень зеленая. Бураки, что ли? Выдерни парочку, посмотрим. Мужики, если это цукровый, я вам такую бражку замострячу…
Реклама
Глазастый ты наш. Углядел-таки…
Точно, какие-то листья под ногами. Ну-ка, ну-ка… У-уу… Пло-о-отно в земле сидят. Крепенько. Не на того напали! Сейчас, сейчас… У-ух!
Редька… Зеленая.
— Ладно. Редька, так редька. Давай её сюда… Да ты чё, совсем, что ли? Чё так мало?! Ещё, ёщё выдерни. Запас карман не тянет.
— И денег он не просит. Правда, Саня, давай выдерни ещё с десяток…
— Да они и так… Вон. Каждая редька… С бычачью голову!
— Давай, давай! Да по-шустрому. И так уже стоим тут…
Уже под вечер, закончив с зачисткой и всеми связанными с нею делами, расположились на ночевку.
Жара спала. Невесть откуда взявшийся ветерок тянул со стороны предгорий приятную свежесть, но назвать её прохладой язык ещё не поворачивался. Внизу, где-то под бэтээром, осторожно шуршала высохшей проволокой редкой травы какая-то мелкая живность. Мыши, что ли? Где-то неподалеку, время от времени всхлипывал своим противным плачем шакал.
— Не иначе тушман учуял. Прибежал на дармовщинку, попрошайка.
— Как же, дождется он её от тебя!
— Да тут самому-то… На один укус!
И в подтверждение своих слов Юрка, выковыряв из банки огромный кусок тушенки, тут же отправил её в рот. Присолил ломтик почищенной и порезанной на толстые пластины редьки, макнул его в раздобытое ещё перед выходом у кого-то из хозяйственных земляков подсолнечное масло и, довольный, захрустел на всю Саманганскую провинцию:
— Нет, хороша редька. Хороша! А саперы-то… Небось, жмуктят сейчас наши помидорчики и в ус не дуют, что это мы… Мы их нашли!
— Да ну, Кобра, успокойся. Что тебе, чужих помидоров жалко? Тем более, не факт, что они «жмуктят». Растяжка нашим не мешает. И нафиг с ней возиться? Рисковать. Если и подорвется какой мирный дехканин… Так то уже его проблема. А у них, сам видишь, какие проблемы? Никаких…
Реклама
И Гринька махнул рукой в сторону расположившихся неподалеку сарбозов.
— Вон, костерок развели… Рис достали. Что они там? Плов, что ли, собрались готовить? Развеселились… Ржут и ржут. Как ненормальные. Давай, давай, бабайка, свой рис кушай. Нехрен на наш тушман рот разевать. Самим мало. Мало! Понял, чурка нерусская?
— Касим… Касим, хорош жрать в три горла. Вон, спроси лучше у земляков, чё они ржут, как ненормальные? Как посмотрят в нашу сторону, и давай… Давай заливаться. Нет, точно ненормальные. Свой. Свой рис кушай.
— Ну, чего они тебе сказали?
— Сказали, что шурави — глупый. Верблюжий еда кушает. Редька эта — для них. Она сочная и хорошо влагу держит. Поэтому, когда караван идет в дальний переход, эту редьку… Много редьки в мешки набивают. И с собою берут. А когда воды нет, её верблюдам скармливают.
Реклама— Верблюдам?
— Ну да, верблюдам.
— Да они зажравшись тут просто. Нормальная редька. Кстати, не такая горькая, как наша, черная. Но остренькая. С расстилкой… С маслицем, так очень даже прилично. На какой фиг её — верблюдам?.. Нет, зажравшиеся они тут.
— Касим, ты им скажи, что нехрен ржать. То, что афганцу — смерть, шурави — самый ништяк! У нас верблюдов нет. Вот мы, чтобы добро не пропадало, и хрумаем её сами. Сказал? А они? Всё равно ржут? Ну, и фиг с ними. Пусть, такие веселые, свой рис хавают. А у нас — тушманчик!
— Вот только редька… Редька-то уже того. Заканчивается. Санек, ещё одну почисти. Хороша… Хороша редька. А они… Придурки. Верблюдам её. Это ж додуматься надо!
— Нет, мужики, а саперы, точно вам говорю, жмуктят сейчас наши помидорчики… И в ус не дуют!