Оставил я Иру с вещами в зале ожидания, а сам в кассы рванул. Так, мол, и так, мне два купейных до станции Еловайск. Ну, кассирша и начала в своих гроссбухах ковыряться. Один прошерстила — отложила в сторонку, за второй принялась… Потом за третий.
А время идет, сзади меня уже народу понабежало. Толпа потихоньку начинает волноваться. Что, мол, так долго? Местов, что ли, нету?! Я их, как могу, успокаиваю. Не волнуйтесь, мол, граждане. Лето длинное, девяносто два дня. Успеем. И уехать, и отдохнуть.
Пока я так с народом разбирался, кассирша, наконец-то, третий гроссбух одолела, подняла голову и, глядя мне прямо в глаза, выдает:
— Нет, молодой человек, такой станции. По всем железным дорогам Союза. Я все пересмотрела.
— Да как нет?! Должна быть.
— А название вы правильно мне говорите?
— Само собой! Песню битлов про желтую подводную лодку помните? Ну, «Еллоу сабмарин»? Вот, проверочное слово «Елоу». А «вайс», я немецкий в школе учил, знаю — белый. Получается, желто-белый. Вообще-то, у немцев государственный флаг трехцветный. Плавал. Знаю. Сам как-то в Штральзунде чуть вверх тормашками их флаг, встречая лоцмана, не подвесил. Хорошо, вспомнил, как «немка» нам ещё в школе, на уроках, говорила: «От темного прошлого, через кровавое настоящее, к светлому будущему». Но видно, когда они по кличу своей землячки и нашей императрицы, ломанули в причерноморско-азовские степи, ничего там темного и кровавого их не встретило. Сплошное безоблачное настоящее. И только светлое будущее — впереди. Вот они и назвали свой городок желто-белым. За революционных балтийских матросов и товарища Железнякова, который в карауле сильно устал, откуда им тогда было знать!
— Так у вас что, южное направление?
— Да я вам с самого начала о чем?! Еловайск, Донецкой. Сам-то я — не местный. Но мне супруга сказала, что если из Питера — так только до Еловайска. Больше никак. Вот если бы мы через Москву, так там что с Павелецкого вокзала, что с Курского — можно прямо до Донецка.
— Молодой человек… У вас совесть есть?! Какой такой Еловайск? Желто-белое! Иловайск «И». Иловайск! Вот два ваших купе. Отходите от окошка. Не задерживайте очередь!
Ну, а в Иловайске нас уже тесть встретил. На своем «горбатом». Запорожце. Про который не то что историю из жизни, целый роман можно написать. Но тогда не он меня интересовал. Больше волновало, как мне тестя называть. Ира-то все: «папа, папочка». А мне?! Если бы я как-нибудь своего отца папой назвал, думаю, он бы тотчас же пить бросил. А с тестем как быть? Ну, не папочкой же, в самом деле?
Хорошо, он сам, перед тем как перехватить у меня наш багаж, руку протянул и представился: «Папа Вова». С той минуты и до самой его кончины я так его и называл. В общем, гора с плеч. Правда, за всеми этими переживаниями я даже не заметил, как мы выгрузились, погрузились и до места добрались.
Двор у Ириных родителей оказался большой, виноградник тоже — солидный, так подвязан и обрезан, что большой аркой почти весь двор закрывал. Хорошо по их южной жаре вот так, в тенечке, посидеть. Дальше к огороду — тоже виноград, но белый и уже вертикально подвязанный.
В общем, выгрузились, познакомились, осмотрелись малехо. Думаю, надо бы и в магазинчик сгонять. И за приезд как бы… Да и за знакомство… не будет лишним.
Уточнил я у Иры местную дислокацию, взял авоську, да и пошел. Куплю, думаю, если повезет, бутылочного, «Жигулевского». В жару — самое то. Да и с водки начинать знакомство с тестем… Нет, была бы его инициатива — нормально. Но самому… Пожалуй, лучше с пенного начать.
Правда, к тому времени в Архангельске пива совсем не было. А в Питере, где мы пересадку делали, — только разливное. Но Ира-то… Не раз и не два мне за их отменное «шахтерское» снабжение хвалилась. Да и кореш у меня на «Кунгурлесе» был. Так тоже рассказывал. Мол, мы в Воркуте… За новогодним столом свежий арбуз разрезали! Ну-ну, посмотрим, что тут в ваших продуктовых.
Вот с такими примерно мыслями я и пришел магазин. Он совсем рядышком оказался. Там вообще все в одном месте: и гастроном, и хлебный, и хозяйственный, и кафешка небольшая. Даже мини-рынок для местных (и не только!) бабуль.
Зашел я в магазин и спрашиваю у продавщиц:
— Как, девчата, пиво бутылочное есть сегодня? Ого… А у вас тут, оказывается, солидная торговая точка! И сколько можно в одни руки?
Они только рассмеялись в ответ:
— Да бери, хлопец, сколько унесешь. По количеству у нас никакого заборону нет.
Я и взял сколько в авоську влезло. Вернулся домой и говорю:
— Ну, что, пап Вов, может, по пивку? Я спецом из Архангельска вяленой рыбки привез. Ира, похоже, сумки уже разобрала, сейчас спрошу у неё, куда она наш стратегический запас положила.
А тесть посмотрел на пиво, что я уже на стол выставил, как-то подозрительно, взял одну из бутылок, повертел её в руках и… Прямо огорошил меня:
— Олег… Ты чего? Это же… Вчерашнее!
Я, как первая оторопь прошла и дар речи ко мне вернулся, ему и отвечаю с предельной вежливостью:
— Пап Вов… Да в наше время не бывает вчерашнего пива!
Он меня даже слушать не стал:
— Все, пошли обратно. Я тебе покажу, где в гастрономе свежее. Заодно с заведующей познакомлю и продавцами. Да и ещё кое с кем.
Пришли в магазин, он сразу же, чуть ли не с порога:
— Девчонки, это — мой младший зять! Прошу любить и жаловать. Вот, обормот, пива вчерашнего принес, надо обменять.
А сам смеется:
— И вообще знакомьтесь, с сегодняшнего дня он будет ходить скупляться.
В общем, познакомились, пиво обменяли, а тесть мне и говорит:
— Пошли в хлебный.
Он совсем небольшой магазинчик, прямо тут же, рядышком, с торца здания. Я заартачился было:
— Зачем? Есть же хлеб дома.
Но тесть снова и не слушает меня совсем:
— Пошли, покажу. Так-то самогонка есть дома, но Валентина (теща, то есть) её то на комбикорма обменяет, то на зерно для курей. А там, в хлебном, и лимонад, и газовые баллончики для сифонов, и молочко уже готовое, детское, в таких маленьких бутылочках. Короче, кроме хлеба полно всякой всячины.
Я из этих его пояснений, если честно, ничего не понял, но делать нечего, иду за ним.
А он зашел в хлебный и говорит продавщице:
— Вот, Любаша, познакомься: мой младший. Так что, имей в виду: наш человек. А сейчас налей-ка ему грамм 100−150. Березового. Я знаю — у вас на чистой пшеничке. И… Дай ему то, что к этому положено.
Продавщица выслушала тестя внимательно, молча повернулась к холодильнику, открыла его… И точно, достает трехлитровую банку, на которой стандартная прямоугольная этикетка и написано: «Березовый сок». Наливает стопочку и рядом с ней кладет фруктовую карамельку.
Тесть такой, весь загадочный:
— Ну, Олег… Давай, сними пробу.
Я и снял. Оказалось, никакой это не сок. Самогон! Причем очень хорошего качества. Выпил я, закусил фруктовой карамелькой. Ну, думаю, чтобы мне так в Архангельске жить!
А тесть и продолжает:
— Вот, Олег… Мало ли у тебя денежки не хватит, так у Любаши тетрадка есть, она туда тебя запишет. Потом зайдешь, отдашь. Ладно, пошли, а то наши девчонки, наверное, уже волнуются.
Вот так я впервые и отведал на Донбассе березового сока. Нельзя сказать, чтобы потом я этим злоупотреблял. Но так, иногда… Заглядывал в хлебный. А что? По их-то жаре да с устатку. Грамм 100−150 березового сока… Милое просто дело!