…В погоне за ускользающим летом и с тягостным ощущением наступающей зимы мы снова вернулись в те места, где были еще недавно. Это уже становилось спонтанной традицией — ездить в те самые города и места каждый новый месяц, наблюдая за тем, как меняются там природа, люди, атмосфера.
Та же гостиница, что в первый раз показалась такой неуютной и чужой, теперь почти родная, несмотря на шумных соседей за стенкой и задраенное наглухо окно. То же, уже любимое, кафе с крыльцом, усыпанным осенними листьями, грустно шелестящими под ногами, с ленивыми котами на кушетках и ароматным кофе, который кажется еще вкуснее, хотя нет в нем ничего необычного — он, как везде. Те же объятые ночью улицы в желтом эфире тусклых фонарей, добавляющих до предела осенней тоски и ностальгии. И еще — смутной безысходности.
Мы не задерживаемся там надолго, ужинаем в полюбившемся грузинском ресторане, ночуем и едем дальше. Куда мы едем? Зачем? В чем наша цель?
Мы едем в лето. Просто так. Туда, где еще недавно мы были, стараясь поймать ускользающих в безвозвратное прошлое себя и посмотреть на все как бы со стороны. Наивно, но все же. В этом есть и побег от себя. К себе и от себя. К себе — тем свободным и красивым, от себя — в суете этой бессмысленной жизни и ее многочисленных оков.
Мы заезжаем на заправки, кормим собак купленными сосисками, пьем кофе и фотографируемся везде, словно это может помочь. Помочь нам остаться такими, как мы есть, там, где мы счастливы… Наивно, но все же… В этом есть прекрасная иллюзия жизни, которая должна быть у каждого. Чтобы просто не сойти с ума и верить, что лучшее вернется.
На юге даже в октябре кажется теплее. Все тише. Дышится свободнее, думается легче.
Мы въезжаем в наш любимый Пинск, с его неповторимой пешей центральной улицей, с монастырями и костелами, где еще сто лет тому в кружевах, канотье и федорах прогуливалась местная еврейская публика — «шпацировала по Газу», как тогда говорили.
Обедаем в ресторане «Бона Сфорца». Картофельный крем и телячьи медальоны в сливочном соку, черная треска и мидии в чесночном соусе, вкуснейшая фокачча и услужливое обслуживание поднимают уставший после поездки дух на новые высоты.
Неторопливый, осенний «шпацир» по набережной Пины, где густо краснеет девичий виноград, тесно обвивший высокий забор местного францисканского монастыря. Тихие переулочки с польской архитектурой начала ХХ века, в старинных домах с элегантными эркерами, где и сегодня посчастливилось кому-то жить. Запоздалые трели одинокого сверчка в сгущающихся сумерках…
…Все проходит. Еще одна ночь, еще один день. И снова ночь. Снова и снова.
Пройдем скоро и мы по этой жизни и выйдем из нее, плотно прикрыв за собой дверь, причем очень скоро… И порой понимание этого, пронзительное, четкое, не такое, как у многих, бегущих изо дня в день в своих делах, лишенных этого проклятья осознавать неизбежность и близость своего земного конца, эту поспешность коварного времени, напрасность всего, многого, что казалось таким важным и нужным, нестерпимо давит в груди, парализуя и замораживая твое и без того уже оледенелое сердце…
Ночь мы проводим в гостинице «Университетской», небольшом аккуратном здании эпохи сталинского неоклассицизма на окраине Пинска, с романтичными мансардами полукругом, длинными уютными коридорами, устланными красными ковровыми дорожками и с приглушенными ночниками, верандой с огромными окнами в пол, такой домашней обстановкой.
Номер 200, две комнаты, уютная кухня, потолки под пять метров. Огромные окна, в которые следующее утро щедро выплеснет всю свою летнюю «осталость», все свое последнее солнце, заставив на мгновение поверить, что лето еще быть может…
Вечерний променад по темным улочкам, вполне уже осенняя зябкость, опавшие листья под ногами. И снова скорое и холодное напоминание того, что лето прошло, в которое не веришь снова и снова…
На следующий день, поверив солнцу и обманчивому теплу, мы решаемся остаться до следующего утра. Гуляем по набережной, обедаем в любимом ресторанчике, фотографируемся во дворе францисканского монастыря. Говорим много. Много шутим, еще больше смеемся. Наверное, предчувствуя, как близок конец нашей
Еще одна ночь на Пине, в старинном сталинском доме с мансардами. Еще одна наивная отсрочка от холодной осени. Еще одна иллюзия, иллюзия лета и вечно ускользающего счастья.
На следующий день наше лето заканчивается. Мы возвращаемся домой, каждый к своим делам, в свою жизнь, в свои семьи. И только воспоминания о моментах жизни, как тающие ментоловые леденцы на языке, сначала жгут по-летнему, потом становятся все меньше и меньше. После чего их и вовсе сдувает осенний ветер суеты и жизни, оставляя на кончике языка только смутный, терпкий привкус того, что было…