Даже потомки самураев, и те… Уже порядком подзабыли про путь настоящего воина и что про него прописано в том самом кодексе, который при их прадедушках назывался «бусидо».
Вот взять ту же моточистку. Кто ходил, знает. Не к ночи будь о ней помянуто. А ходили на неё исключительно «особо отличившиеся» из машинной команды. Иногда к ним в помощь могли дать и наших ребят, из палубной команды. Особенно, если кто незадолго до этого знакового мероприятия попадался на пьянке. И чистили мужчины подпоршневые главного двигателя, скрипя зубами и пудами выгребая из них спекшийся гудрон. Работа тяжелая, грязная. Неблагодарная, в общем.
Как-то зашла тут речь и приятель рассказал, как этим делом в
Ну, низ-зя, так низ-зя. Сами, так сами. Сели наши в кружок, сидят, ждут-пождут японскую бригаду. У нас же на моточистке задействовано человек шесть… Как минимум. Механики, мотористы. Приданные им. И длится процесс… Порядком. Часов восемь. А то и побольше.
А японской бригады… Все нет и нет. Заходит какая-то девчушка в белом комбезе с ранцем за плечами. Заходит и знаками показывает: просит открыть ей крышки подпоршневых. Да никаких вопросов! Ребята ей всё быстренько пооткрывали. А она… Пшикнула туда чем-то из ранца и — к следующему цилиндру.
И так — пока не дошла до последнего, шестого. Уже от него вернулась назад и вымела из первого горку пепла — прах нашего родимого гудрона, которого мы — пудами. А у неё — совочек. Она его содержимое — в мешок. И так у каждого из шести цилиндров. А как закончила, так тот мешок с собой и унесла.
Человек, что ту историю рассказывал — надежный, поэтому, похоже, так оно и было. Но сам — не видел, врать не буду. Не довелось мне как-то до японских островов добраться. Это младший у меня… Сразу после срочной завербовался на суда Минрыбхоза СССР. Лет десять с небольшим хвостом в море походил, потом на берег сошел и, пока судоремонтный завод во Владивостоке не обанкротился, на нем работал.
И как-то, ещё рыбаком, прилетал он в отпуск, встретились, посидели. Вот и услышал я от него тогда ещё одну, как мне и сейчас кажется, интересную японскую историю из жизни. Ту самую, которой сейчас хочу поделиться с вами.
Работали они тогда с южно-корейцами по контракту. Минтая добывали и сразу же сдавали на плавбазу, где из него рыбную муку делали.
Нет, не пойму я этих иностранцев… Где они (вон с той же моточисткой!) впереди планеты всей, а где нормальный продукт на какие-то какашки переводят! Того минтая, да в наш рыбный цех, да лет двадцать-двадцать пять тому назад, аккурат в то время, когда они его — на муку… В момент бы расхватали!
Ладно, наше дело маленькое — прокукарекал, а там хоть и не рассветай. Поймали, на базу выгрузили, а уж что там они с тем минтаем… Лишь бы по контракту платили исправно.
Но! Ведь, чтоб рыбку поймать, в танках соляра быть должна, экипажу что поесть-попить, сигаретку выкурить. Потому, хочешь не хочешь, но путина путиной, а и в порт время от времени зайти надо. Соляра, вода, жрач, сигареты…
Минтай же, он ближе к Японским островам идёт, чем к Корейскому полуострову, так нашим нет, чтобы в Осаку, например, зайти, приходилось к Пусану шлёпать. А всё потому, что японцы запретили российским экипажам сход с судов и выход в свои города. Считай, закрыли для нас свои порты. Толку-то прийти в порт и берег ногами не потоптать?
«Почему закрыли, почему»… В любом порту стоят автоматы по продаже разной мелочи: сигарет, банок колы, конфет, жвачки. Бросаешь монетку, жмёшь на кнопку товара, он тебе в лоток и сбрасывает, что надо. Сигареты, так сигареты. Кола, так кола.
В японских портах тоже такие автоматы есть. И работают они по тому же общеустановленному международному принципу. Только денежка у японцев своя. Иеной называется. Ну, от того что меняется? Хоть иена, хоть доллар — не бросишь монетку, товар не получишь.
Так-то так, да самую малость — не так. И наши эту малость прочухали. Оказывается, самый обычный советский двугривенный, тот самый, что на монетном дворе Союза ещё с 61-го года чеканился, по весу один в один с иеной, что волшебные ворота японского портового автомата, словно Сим-Сим вход в пещеру, открывает.
Можно себе представить озадаченные морды тех японских ребят, что выручку с автоматов ежевечерне снимать должны! Автоматы целёхоньки, товара нет, а денежный ящик забит какой-то непонятной, а самое главное — неконвертируемой, фигнёй…
И то: «забит» — только поначалу. Потом же наши умельцы ещё усовершенствование придумали, как те рационализаторы! Союз-то уже того… Йок. Приказал долго жить. И монетный двор перешел на чеканку иных монет. Уже российских. Поэтому имевшийся запас советских двугривенных… Ограниченный, вообще-то. И пополнить его… Неоткуда! Вот ребята и придумали…
В двугривенном сверлилось махонькое сквозное отверстие, в которое продевалась тоню-уусенькая, но прочная, японская же, леска. Ну, та, которой рыбу ловят. И народ с таким приспособлением шёл к автоматам на рыбалку. Бросаешь монету (леска в руке!), нажимаешь кнопку нужного товара, ждёшь секунду-другую, выгребаешь товар из лотка и аккуратненько тянешь за леску… И по новой — бросаешь, нажимаешь, ждёшь, выгребаешь, тянешь.
Можно себе представить озадаченные морды тех японских ребят, что выручку с автоматов ежевечернее снимать должны! Автоматы целёхоньки, товара нет, и в денежном ящике пусто, хоть шаром покати… Будто пылесосом весь товар из автомата высосан.
Правда, озадаченными те морды недолго были. Взяли, да и запретили. Повесили на своём берегу большой японский амбарный замок…
Эх-хх! Не ценят… Не ценят иностранцы нашу смекалку!