Лапутянские ученые с совершенно серьезным видом решают «научные» проблемы, которые — и это очевидно даже для не очень просвещенного читателя — яйца выеденного не стоят. Здравомыслящий современник мог бы и ученых-ботаников того времени спокойно причислить к высокооплачиваемым проходимцам подобного рода.
В самом деле, чем это они в своих университетах занимаются? Ходят по окрестностям, собирают и засушивают травки да листочки. Нанимают специальных художников, чтобы растения во всех подробностях рисовали, словно это не трава сушеная, а особы королевской крови. И еще устраивают многолетние научные дискуссии о том, как-то или это растение лучше всего называть на непонятной никому, кроме них самих, латыни.
Ироничные дилетанты не всегда правы. На самом деле споры о том, как называть то или иное растение, были совсем не пустопорожними. Ведь любая наука в чем-то сродни филателии. Здесь важно не только, словно марочек, насобирать побольше фактов. Надо еще правильно эти факты классифицировать, «разложить по полкам». Так, чтобы собрание высвечивало «общую идею Творца» или «всеобъемлющие законы Природы» (в зависимости от взглядов и веры собирающего). Без этого даже очень богатая коллекция знаний теряет всякий смысл. Чем она больше, тем труднее в ней разобраться, и дорогую ложку просто невозможно отыскать именно к обеду.
Одну из первых попыток систематизации известных к тому времени растений произвел в 1542 году немецкий ботаник и врач, профессор медицины Тюбингенского университета, Леонард Фукс (1501−1566). В своей книге под названием «Historia Stirpium» («Описание растений») он опубликовал подробный каталог лекарственных (в первую очередь) растений и словарь ботанических терминов.
Труд Фукса стал бесценным помощником ботаников, врачей и фармацевтов. Этому способствовало также и множество помещенных в книге очень подробных иллюстраций. Мы бы сейчас сказали: почти фотографически точных. Но в XVI веке фотографию еще не изобрели. Приходилось подключать к работе художников-флористов.
Чтобы облегчить поиск, все статьи в книге Фукса были упорядочены по алфавиту. Это тоже, конечно, классификация, хотя немного смешная. И совсем не удобная. Ведь для того, чтобы отыскать растение в книге Фукса, надо было знать его латинское название. Использование наименований на мертвом языке было предпочтительным оттого, что в языках живых сплошь да рядом одно и то же растение в разных местах называли по-разному. Либо, наоборот, одним именем почему-то называли совсем разные растения. Никому не родная латынь позволяла устранить подобного рода двусмысленности.
Но даже латынь не спасала положение. Чтобы отыскать сведения о растении в книге Фукса, следовало знать именно то название, которое дал ему сам Фукс. А чтобы знать это название, надо было прочесть всю книгу от начала до конца. Заколдованный круг!
Хуже того. Если какой-нибудь другой великий ботаник издаст новый, более полный, справочник, но упорядочит его по-своему, значит, придется пользоваться еще одной системой наименований. И нет никакой гарантии, что эта система будет последней. Отсюда-то и происходили жаркие споры ботаников по поводу таксономии, то есть правил наименования растений.
Уже к началу XVIII века естествоиспытателям были известны десятки тысяч представителей фауны и флоры. Но биологические знания еще сильно напоминали пресловутую кучу добра, собранного в своем доме героем «Мертвых душ» Плюшкиным. Все есть, да ничего не найдешь, когда понадобится.
Пожалуй, только женщины знают, как бороться с таким безобразием. Нужно аккуратно разложить вещи по полочкам большого шкафа. Каждую вещь — на своё место. Носочки — в выдвижной ящик, рубашки — на плечики, джинсы — на полку в аккуратно сложенном виде. И вот уже комната сияет чистотой и порядком, а каждую вещь легко отыскать, потому что лежит она именно там, где ей и положено лежать. Система — великое дело.
Шведский естествоиспытатель Карл Линней (1707—1778) раньше других своих коллег понял это и, подобно опытной хозяйке, привел в порядок весь объем знаний о живых существах, накопившийся к тому времени. Что называется, все разложил по полочкам и ко всему приклеил ярлычок. Поэтому и чествуют его как создателя единой натуральной системы классификации растений и животных.
Карл Линней — самый известный шведский ученый. Поэтому его соотечественники с гордостью ставят памятники в его честь. Так, на фасаде барочного королевского дворца в Стокгольме размещена статуя ученого. Линней сосредоточенно разглядывает какой-то цветочек. Наверное, прикидывает, к какому классу это растение отнести. Памятник строгий, в стиле классицизма, ибо место обязывает.
А вот в парке Скансен, который находится здесь же, в Стокгольме, Линней изображен менее строго, можно даже сказать комично. Но тоже с цветочком. Что поделаешь, жизнь коротка, а биология необъятна. Однако система классификации, разработанная К. Линнеем, успешно противостоит неисчерпаемости живой природы.
Воистину, объять необъятное возможно, если только как следует постараться!