Алексей, в отличие от своей жены, происхождения самого что ни на есть крестьянского. Получил начальное образование, несколько лет в любую погоду пробегая по пять вёрст до школы и обратно.
Переехав в город, закончил курсы бухгалтеров, устроился в контору. Кажется, жизнь удалась… Не тут-то было! Алексей мечтает о большем. Экстерном сдает гимназический экзамен и в 27 (!) лет поступает на медицинский факультет Московского университета.
Тут его и Мухиной биографии перекликаются: Вера тоже всерьёз увлеклась искусством поздно, около 20 лет пришла в студию Константина Юона. В 23 стала учиться в Академии Эмиля Бурделя. При этом оба стали более чем успешны в выбранных профессиях.
Их свела Первая мировая. Вроде бы впервые будущие супруги встретились ещё в 1914-м, но Алексей тогда, едва закончив учиться, уехал на фронт военным хирургом.
Вторая встреча была спустя два года: работавшая медсестрой Вера буквально выходила больного тифом Алексея. И закрутилось! Да, наверное, иначе и быть не могло, если молодые люди проводят вместе недели.
Вдумчивая, спокойная, уверенная в себе девушка понравилась Алексею… Сам же он был человеком харизматичным, чрезвычайно увлеченным своим делом. Это тоже их роднило: преданность выбранной профессии.
Да ещё выясняется, что Вера нравится ему внешне. При том, что её лицо — после серьёзной травмы и девяти пластических операций — считается далёким от общепринятых представлений о миловидности, по ее же словам — «мужским»… Но Алексею нравится именно это: волевые черты, некоторая резкость… Настоящее народное лицо. И каждый из этих двоих обретет в этих отношениях свою вторую в жизни, после профессии, любовь.
В начале голодных 20-х Алексей еженедельно ездит в родную деревню: принимает пациентов, привозя обратно муку, картофель… Тем и жили. И потом, будучи звездой медицины, он во время поездок на родину будет принимать крестьян бесплатно, помня, кто помог им выжить.
Замков — хирург, прекрасный диагност, но настоящим его делом станет эндокринология. Начнем с того, что его приглашают работать в Институт экспериментальной биологии, где требовался хирург-экспериментатор. Тут в конце 1920-х он и разрабатывает препарат гормональной терапии, названный им «Гравидан», получая его из мочи беременных женщин… Потом это станет одним из оснований для обвинения в шарлатанстве.
Я не имею отношения ни к медицине, ни к биологии и не стану даже пытаться излагать детали. Идею Замков заимствовал у немцев. Воспроизвел эксперименты, в итоге получил аналогичный препарат. Оздоравливающий и омолаживающий эффект был подмечен у мышей: пожилые зверьки буквально на глазах словно омолаживались.
Первое испытание Замков проводит на себе, получив яркий тонизирующий эффект — как психологический подъем, так и физический прилив сил. И «Гравидан» пошёл в дело. И не в последнюю очередь — для представителей руководства страны.
К концу 20-х Замков известен и помимо работы в Институте ведёт частную практику…
Эта история ничего не напоминает? А если знать, что в число знакомых Замкова и Мухиной входил врач по фамилии Булгаков?
Да-да, Алексей Замков — один из прототипов образа профессора Преображенского! Во всяком случае, так принято считать. Правда, есть одно «но»: «Собачье сердце» написано в 1925, а «Гравидан» — это 1928−29 годы. И как раз в начале 20-х действительно проводятся попытки омоложения людей путем пересадки, прошу прощения, семенников обезьян… Но этим доктор Замков не занимался.
А эпоха 20-х заканчивается. Как у многих успешных людей, у Замкова находятся недоброжелатели. И на него обрушиваются первые обвинения в шарлатанстве…
Неясно, почему именно Замков решает бежать. Не выдерживает давления? Возможно, чувствует начинающиеся в стране перемены? Или, по более распространенной версии, бежит в расчете продолжать исследования?
Факт то, что они семьёй пытаются уехать за границу. Увы, человек, предложивший помочь в этом, оказался предателем…
Но отделался Замков удивительно легко: тремя годами ссылки в Воронеж. А бежавшую с ним Веру Игнатьевну и вовсе отпускают! Она сама едет с мужем, оставив их единственного сына на попечение друзей.
Считается, что спасло Замкова заступничество влиятельных покровителей, прежде всего — Горького. Все же препарат, несмотря на недостатки (о них чуть позже), работал и помогал.
Через полтора года Замкова не только возвращают из ссылки, но и организуют для него вначале лабораторию, а затем и Институт гравиданотерапии. Замков активно лечит, его пациентами являются политики и деятели культуры. Что пошло не так?
С одной стороны, под репрессии попадают некоторые родственники Алексея Андреевича. Насколько обоснованно — не знаю, тут нужно разбираться, только имея перед глазами материалы дел. Нам важно, что среди всего этого расформировывают и институт гравиданотерапии. Сам же метод во второй раз объявляют лженаучным.
Почему? Точно не известно. Недостатки у препарата, разумеется, были, как и у любого лекарства. Тем более, это вроде бы один из первых (не первый, как можно иногда прочитать!) в мире гормональных препаратов.
И это нам привычны длительные сроки апробации, мы требуем широкого тестирования лекарств, выдвигая главное и категорическое требование: безопасность. Тогда к этому относились проще. Но! Замков — не ученый, а практик.
Есть воспоминания его ученика, что он, бывало, предлагал Алексею Андреевичу перед операцией почитать, что пишут на тему таких вмешательств. На что Замков, улыбаясь, отвечал: мол, обязательно почитаем, но после операции… Он был хорошим врачом, но полагался больше на интуицию. Хотел помогать людям, но не был ученым.
Если немцы, вроде, пытались выделить чистое основное действующее вещество, то Замков быстро переходит к практическому применению полученного препарата… по сути, гормонального «коктейля» с малоизученными свойствами. Так что нельзя сказать, что обвинения в шарлатанстве не имели оснований.
И наверное, тогда неудивительны и основные недостатки препарата — нестабильность и определенная малопредсказуемость действия:
- могло сработать, могло и не очень;
- труднопредсказуем был и сам эффект — в большинстве случаев положительный, но иногда препарат мог и ухудшить состояние.
И понятно, что и эффекты долговременного применения были еще неизвестны. Как отмечали, обычно наибольший эффект давали первые применения.
Кстати, гравидан производили (или пытались производить) и после смерти Замкова. Но вроде бы на предприятиях оказалось сложным в точности выдерживать технологию, так что препарат оказывался малоэффективен. В институте Замкова к процессу относились куда тщательнее, а полноценное промышленное производство не зашло.
Наверняка обвинения в шарлатанстве происходят и отсюда: препарату должно быть все равно, кто его делает. И технологический процесс должен быть воспроизводим и стандартизирован. И можно с немалой вероятностью предположить, что гравидан мог не помочь кому-то серьезному и высокопоставленному или влиятельному…
К Алексею Андреевичу никаких претензий у органов не возникало, но… Но крушение любимого дела и неизбежная в то время критика едва не убили его.
Из песни слов не выкинешь: устраивать травлю тогда умели и любили, причем занимались этим, как правило, коллеги… В итоге у Замкова, человека эмоционального, происходит первый инфаркт.
После него Алексей Андреевич восстановится, снова начнет работать, послужит своей жене моделью для скульптуры. В 1941 году семья снова уедет из Москвы — в эвакуацию, на Урал.
Очень скоро Вера Игнатьевна просит разрешения вернуться: идет война, советские художники вносят посильный вклад в общее дело, и ей нужно работать. Она вернется в Москву весной, Алексей — в конце лета 1942.
Замков ухитрился увезти с собой архив института. Потом их сын Всеволод задержится на Урале (отец не позволит ему уехать, оставив без присмотра документы) и уже не застанет отца в живых.
Тот действительно стремился помогать людям, продолжая работать до самого конца. Больным шел в клинику. Хороший врач, он сам признавал, что находится в предынфарктном состоянии. Но нужно работать.
В итоге его и настиг второй инфаркт. Хотя в самом разгаре была война (это же 1942 год), сил для спасения коллеги врачи не жалели. И состояние Алексея Андреевича вроде бы улучшилось. Но однажды молодая врач заметила: мол, все хорошо, медицина вас на ноги поставит. Главное, никакого шарлатанства, никакого гравидана.
Это было последней каплей, и изношенное сердце не выдержало…
Надгробие мужа Вера Игнатьевна сделала собственноручно. Простой скульптурный портрет и плита с надписью: «Я сделал для людей все, что мог». Через 11 лет здесь появится ее собственная могила и надпись: «И я тоже».
А Гравидан окончательно исчез из перечня лекарственных препаратов лишь в середине 60-х…
Но на этой ноте мы заканчивать не станем.
Во-первых, это официальная биография Замкова. Воспоминания его потомков дают немного иную версию дореволюционного периода жизни Алексея (а возможно, и Веры). Например, существует фотография Замкова в форме… полковника царской армии. Если она подлинна — это означает, что Алексей достиг звания полковника за три года войны… Невероятный карьерный рост для крестьянского сына, впервые оказавшегося в армии! Или не крестьянского?
Во-вторых же, эта замечательная семья дала прототип для еще одного литературного персонажа! В 1920 году родился Всеволод, единственный сын Замкова и Мухиной. Дома его звали Волик. В 20-х среди гостей дома случался журналист Лазарь Гинзбург. Нам он более известен под псевдонимом Лазарь Лагин, автор знаменитого «Старика Хоттабыча». Да-да, а Волик-Всеволод Замков известен всем читателям как пионер Волька ибн Алеша.