Перейти к четвертой части статьи
Часто в качестве главных персонажей его произведений выступали исторические деятели, правители и короли, например Юлий Цезарь или Генрих V, и дело тут не только в сценических традициях и стремлении привлечь публику громкими именами, но и в собственном интересе автора к незаурядным личностям, на плечах которых лежит ответственность за судьбы мира.
Шекспир, несомненно, задумывался о том, каким должен быть идеальный человек, а применительно к сюжетам исторических пьес — идеальный правитель. В средневековье, чтобы удержаться на троне, необходимо было быть, в первую очередь, воином. В эпоху Возрождения, как показал Макиавелли, правитель должен был овладеть искусством политики, в том числе её низменными, тёмными сторонам.
С точки зрения Шекспира, идеальный государь — это человек, для которого превыше всего стоит чувство долга, осознание своих обязанностей перед другими людьми, человек, способный подчинять порывы души велениям закона и разуму.
Именно таким государем многие считают героя пьес Шекспира «Генрих IV» и «Генрих V» английского короля Генриха V. Принц Гарри (Хел), наследный принц, ставший впоследствии королём, некогда собутыльник и приятель едва ли не самого яркого шекспировского персонажа, гуляки и краснобая Фальстафа, взойдя на трон, порвал со своим разгульным прошлым, одержал победу над французами и мудрым правлением стяжал славу одного из лучших правителей в английской истории.
Каким человеком был в реальности победитель при Азенкуре — это, конечно, дело историков. Но настолько ли он безупречен в качестве правителя в рамках самой пьесы, как это принято считать? Один из литературных персонажей
драмы даёт такую характеристику Генриху:Послушайте, как судит он о вере, и вы невольно будете жалеть, что он король, а не прелат; начните с ним речь о государстве — он ответит, как будто б занимался целый век делами управленья… (череду восхвалений легко продолжить).
Генрих, вне всяких сомнений, — незаурядная личность, человек сильных страстей, и сама его дружба с Фальстафом говорит о многом. Превращение легкомысленного повесы в идеального короля, не будь оно столь внезапным, в общем-то, не выглядит чем-то слишком уж необычным (вспомним марксово «бытие определяет сознание»), но задуматься о метаморфозах, которые с ним произошли, будет явно не лишним.
Был ли он всегда «суровым и справедливым» правителем и только прикидывался бесшабашным прожигателем жизни и хулиганом, или, наоборот, образ «идеального государя» — не более чем личина, маска, которую он надел на себя в очередном действии театра жизни?
Мир — театр; в нём женщины, мужчины, все — актёры; у каждого есть вход и выход свой, и человек один и тот же роли различные играет в пьесе, — писал Шекспир.
Фальстаф, узнав о смерти отца Генриха, спешит встретиться с бывшим другом в надежде на королевские милости и обращается к нему со словами: «Храни тебя господь, мой милый мальчик!»
Ответ короля суров, даже жесток:
Не думай, что такой же я, как прежде. Известно богу — скоро мир увидит, что я от прошлого навек отрёкся и отрекусь от всех, с кем знался раньше.
Реклама
В старом английском кино Лоуренс Оливье, играющий роль короля, произнося эти слова, пускает слезу, однако очевидно, что эта слеза является выдумкой создателей фильма, решивших смягчить бездушие новоиспечённого короля. Конечно, толстый рыцарь едва ли мог оказаться полезным в деле управления государством, но ведь Генриху совсем не обязательно было назначать бывшего друга советником или военачальником. Король не просто унизил Фальстафа, который относился к нему, как к собственному сыну, но удалил от себя, и даже повелел заключить в тюрьму.
Уистен Хью Оден не без оснований называет его «макиавеллиевским персонажом» и замечает, что «должность поглотила человека». Генрих, в отличие от других героев Шекспира, которых мучают
Он вписывается в любую ситуацию и всюду выглядит на своём месте: в трактире с Фальстафом, в парламенте, на поле сражения и даже в сцене сватовства к дочери французского короля, меняя лицо и с ловкостью хамелеона приспосабливаясь к меняющимся обстоятельствам. Генрих руководствуется как будто чувством долга и доводами рассудка («Король мы христианский, не тиран, и наши страсти разуму подвластны»). Но какие действия предпринимает этот «идеальный правитель»?
Отец его, получивший корону «путём окольным и кривым», перед смертью даёт сыну следующий совет:
Веди войну в чужих краях, мой Генрих, чтоб головы горячие занять; тем самым память о былом изгладишь.
И тот, ничтоже сумняшеся, под надуманным предлогом («Скажите принцу, что мячи насмешкой он в ядра пушечные превратил, и тяжким будет для него отмщенье, что принесут они») начинает военный поход против Франции, обрекая её на разорение, а тысячи людей, французов и англичан — на гибель — не случайно Г. Брандес увидел в «Генрих V» «дух шовинизма».
Историки пишут, что в битве под Азенкуром по приказу Генриха были зверски убиты сотни знатных французских пленников из опасения, что предоставленные самим себе, они могут атаковать англичан с тыла. Наверное, стоит задуматься над словами Фальстафа, обращёнными к принцу Гарри:
Ты самый настоящий безумец, хотя с виду кажешься разумным.
Гамлету не удалось добыть себе датский трон; Генрих, обладая макиавеллизмом Клавдия и воинственностью Фортинбраса, сумел, получив трон от отца, сохранить его, но какой ценой?
Ещё один положительный персонаж, руководствующийся доводами разума и чувством долга — Брут, персонаж пьесы «Юлий Цезарь». Известно, что Брут, один из приближённых к Цезарю людей, встал во главе заговора против него и возглавил группу убийц (стоит вспомнить знаменитые слова Цезаря «И ты, о Брут!», прозвучавшие и в пьесе Шекспира).
Так кто же он — римский патриот или предатель, поднявший руку на друга и благодетеля? Как будто, ответ на вопрос дают слова сподвижника Цезаря Антония:
Брут лучший был, достойнейший из тех, что Цезаря убили. Все они из зависти убийство совершили; лишь он один из честных побуждений — из ревности к общественному благу. Так жизнь его промчалась безупречно, так лучшие начала в нём слились, что миру сама природа возвестить могла бы: «То был — человек!»
«Настоящий человек» в своём обращении к гражданам Рима так объяснил свой поступок:
…любовь Брута к Цезарю не уступает его (Цезаря) любви. Если этот друг спросит, зачем же Брут вооружился против Цезаря, — вот мой ответ: не оттого я это сделал, что любил Цезаря меньше, но лишь оттого, что любил Рим больше… Так как Цезарь меня любил, я лью слезы о нем; так как успех улыбался ему, я радовался этому; так как он был отважен, я чествую его; так как он был властолюбив, я убил его. Я лью слезы за его любовь, я приветствую радостью его удачи, я чествую его за его доблести; за властолюбие же он поплатился смертью.
Не напоминает ли вам эта речь что-то очень знакомое? Мне лично — знакомый с детства стишок: «У попа была собака, он её любил, она съела кусок мяса, он её убил». Что же, попробуем разобраться. А пока — ещё одна цитата из Плутарха:
Цезарь озирался, ища пути к спасению, но когда заметил, что оружие обнажает и Брут, разжал пальцы, накинул край тоги на голову и подставил тело под удары.