— Что горит? — спросил его царь, с неудовольствием отрываясь от пасьянса свейского, который раз не складывающегося.
— Страна горит, Ваше Царское Величие.
— Вся? — удивился царь.
— Почти. Всё в дыму, пока не видать, сколько осталось. Может, что-то и уцелеет. Но у нас кондишен заморский включен, — успокоил боярин тут же царя. — Во дворце царском этого смога отечественного точно не будет.
— И давно горит мое царство-государство? — спросил царь, новый пасьянс раскладывая.
— Месяц, как полыхает.
— А почему ты, паскудник этакий, раньше об этом не доложил? Кто у меня, едрит твою ангидрит, за форс-мажоры отвечает. Ась?
— Не вели казнить, вели миловать, — рухнул боярин в ноги царские. — Пожары эти не простые, а природные. Значит, здесь никакого форс-мажору нету. А я только за него отвечаю. Ты же сам указ подписывал, что природные теперь будем гасить только с Божьей помощью. Думаю, наворожил кто-то тут. Может, враги какие неопознанные хотят Вашего Величества с трона скинуть?
Вскипел тут царь-государь, словно чайник заморский. Врагов-то у него и в самом деле было не счесть. И решил царь сам с бедою государственной бороться. Раз уж бояре да холопы ничего сделать не могут. Бросил в сердцах карты пасьянсные и приказал подать ковер-самолет и два ведра воды живой, знахарями царскими заряженной.
Сел царь-батюшка на средство свое воздухоплавательное и полетел над страною, пожарами этими самыми природными пораженной. А внизу трубы печные и бабы воющие. Словно Мамай опять по стране прошел.
Но увидел народишко своего царя-батюшку и возрадовался.
— К нам, к нам лети, — кричат и руки тянут.
— Всех ведь разом не охватишь, — отвечает им царь-надежа. — Вас много, а у меня всего два ведра.
И решил царь чудо дивное народу сотворить. Вылил он два своих ведра на землю обожженную, гарью покрытою. И тут же на этом месте трава зазеленела и цветы зацвели. И мужик слепой, на которого тоже попало, прозрел.
И об этом чуде сразу же сообщили все газеты царские. А мужик, внезапно прозревший, в них свои впечатления рассказывал. Мол, первое, что увидел, был царь, парящий над Родиной. И, мол, сразу все горести предыдущие отпали сами собой. Ведь не отсиживается власть верховная в своих палатах царских. Поливает народишко сверху по мере возможности.
А царь тем временем дальше полетел. И над каждой деревней сгоревшей мелочь раскидывал. И начальству местному пальчиком грозил.
И порадовался народ погоревший, что о нем помнят и заботятся. Что ни в одном другом царстве-государстве нет такого мудрого и доброго правителя. А уж когда всем погорельцам царь сверху пообещал хоромы новые построить лучше прежних, да бояр нерадивых, в пожарах виноватых, на плаху отвести, ну вот тут-то все сразу и ликовать начали.
Бросили пожары тушить. И давай кидать в воздух шапки и петарды заморские запускать на радостях.
А царь-государь тем временем обратно в свой дворец возвратился. А там боярин по форс-мажорам с цветами и с медалью «За отвагу на пожаре» встречает.
Нацепил царь медаль на грудь царскую и снова за пасьянс сел.
«Что-то они у меня последнее время не складываются, — думал он, в который раз карты перетасовывая. — Может, в покер заморский играть научиться? Да вот беда. Блефовать не умею. В покере, как и в политике, без блефа нельзя».
А дым от сгоревших деревень тем временем заполнял царские покои, и никакой кондишен заморский уже с ним не мог справиться.