Враги молят о победе у одного и того же бога — Зевса-вседержителя. А молниеносец озабочен расколом в рядах своих подручных-богов: одни выступают на стороне троян, другие — на стороне ахейцев.
Созвал Зевес молнелюбец бессмертных богов на собранье
На высочайшей вершине Олимпа, горы многоглавой.
Сам он к богам говорил. А бессмертные молча внимали.
(Интересно, кто-нибудь из исследователей Древней Греции задавался вопросом: на каком языке объяснялись боги Олимпа? Логично предположить, что на древнегреческом. Но никаких подтверждений этому нет.)
Прежде всего, верховный владыка напомнил всем о железной дисциплине:
«Чтобы никто из бессмертных, ни женщина-бог, ни мужчина,
Чтобы никто мне перечить не смел, чтобы все без изъятьяРеклама
То, что скажу, исполняли!»
Чего требует Зевс? Каковы его желания? Все просто (и даже — на первый взгляд — справедливо) — никто не должен помогать участникам Троянской войны! И если такое будет обнаружено — последует страшная кара:
Если ж замечу, что кто из богов, отделясь потихоньку,
Будет стараться троянцам ли помощь давать, иль данайцам,
— Тот на Олимп возвратится, позорнейше мною избитый.
Либо, схвативши, швырну я ослушника в сумрачный Тартар…
В этом месте Гомер сообщает читателям представление Зевса об устройстве Земли: под поверхностью — царство Аида, царство мертвых, и еще ниже — на расстоянии от земли до неба — Тартар.
Очень далеко, где есть под землей глубочайшая бездна,
Где из железа ворота, порог же высокий из меди,
— Вниз от Аида, насколько земля от небесного свода.
Мало увещеваний — верховный владыка предлагает богам помериться с ним силой:
Иль вот попробуйте, боги, — чтоб всем вам самим убедиться,
— Цепь золотую спустите с высокого неба на землю,
Все до последнего бога и все до последней богини
За цепь схватитесь, — и все же не стащите с неба на землю
Вы устроителя Зевса всевышнего, как ни старайтесь!Реклама
Мало того, он обещает, что в страшном гневе он сможет переменить весь мир:
Если же я, не на шутку решившись, повлечь пожелаю,
— С морем самим и с самою землей эту цепь повлеку я;
После вокруг олимпийской вершины ее обмотаю, —
И средь воздушных просторов весь мир на цепи той повиснет.
Судя по поведению богов после такой речи, Зевс раньше так ни разу не выступал:
Вот я насколько сильнее и смертных, сильней и бессмертных!"
Так говорил он. Молчанье глубокое боги хранили.
Грозная речь молневержца Кронида их всех поразила.
Все онемели. Нарушила молчание Афина (видимо, на правах дочери: сложная история, но она появилась из его головы):
Заговорила тогда совоокая дева Афина:
«О наш родитель Кронид, повелитель, меж всех высочайший!
Знаем прекрасно мы сами, что сила твоя необорна.»
Но жалость к погибающим пересилила страх перед Громовержцем, и Афина сказала:
«Все мы однако от битвы воздержимся, если велишь ты.
Мы только дать бы хотели полезный совет аргивянам,
Чтобы под гневом твоим не погибнуть им всем без остатка».
Как это ни удивительно, но ответ Зевса был просто непредсказуем:
Ей отвечал, улыбнувшись, Зевес, собирающий тучи:
«Тритогенея, не бойся, дитя мое милое! Это Я говорю не всерьез».
Тритогенея — одно из имен Афины.
Затем Зевс запряг лошадей, облачился в золото, сел в колесницу и помчался над землей на Иду (высочайшая гора на острове Крит).
Прибыл Кронион на Иду, зверей многоводную матерь,
К Гаргару, где его роща и жертвенник в ней благовонный.
Остановил лошадей там родитель бессмертных и смертных,
От колесницы отпряг и густым их туманом окутал.
Сам же, могуществом гордый своим, на вершинах уселся,
На корабли аргивян и на город троянцев взирая.
(Интересная подробность: Зевс окутал туманом лошадей. Зачем? Почему? Видимо, и среди богов были вороватые, от них Зевс и скрывал в тумане своих лошадей.)
А внизу, на равнине — снова стычки, атаки, смерть:
Сшиблися разом и щитные кожи, и копья, и силы
Меднодоспешных мужей. Ударялись щиты друг о друга
Выпуклобляшные. Всюду стоял несмолкающий грохот.
Вместе смешалося все, — похвальбы и предсмертные стоны
Тех, что губили и гибли. И кровью земля заструилась…