Ирина Снегова. Как звучит голос любви?

Реклама
Грандмастер

Сведений о ее жизни крайне мало. Родилась в Курске 12 апреля 1922 года в семье профессиональных революционеров и научных работников. Окончила литинститут им. А. М. Горького, переводчик со многих языков народов СССР. Скоропостижно скончалась в 1975 году, и только совсем недавно стало известно, когда — 14 июля.

Хоронили ее без панихиды, без речей и литераторских поминок, согласно её просьбе. Доподлинно неизвестно даже, где похоронена. Кто-то пишет, что на Ваганьковском, кто-то — на Хованском, Введенском…

Узнав о своем неизлечимом диагнозе, она практически не выходила на люди, проводила все дни на маленькой даче в Малеевке. Может быть, хотела, чтобы запомнили ее нестарой, красивой женщиной… Ведь всю жизнь поэтесса писала тихую женскую лирику, нежную, проникновенную, бессмертную.

О женском писать трудно. Слишком хрупкая, тонкая сфера. А где тонко — там и рвется. Нужна предельная искренность, чтобы твое слово поражало в самое сердце и тут же целебным бальзамом врачевало его. Ведь сердце и душа — а это точно! — «ежели обожжена — справедливей, милосерднее и праведней она».

Реклама

Не было в 60-е годы тех, кто не знал бы ее стихов, стихов о любви. Ими зачитывались, переписывали в тетради, заучивали наизусть, над ними плакали. Она, подобно Веронике Тушновой, умела просто и мягко говорить о самом сокровенном. Ее любили. Ее помнили…

Ирина Снегова… Она достойна того, чтобы о ней не забывали, как и о её творчестве поэта.

Любовь

У нас говорят, что, мол, любит и очень,
Мол, балует, холит, ревнует, лелеет.
А помню, старуха соседка — короче,
Как встарь в деревнях говорила: жалеет.
И часто, платок затянувши потуже,
И вечером в кухне усевшись погреться,
Она вспоминала сапожника-мужа,
Как век он не мог на неё насмотреться.
— Поедет он смолоду, помнится, в город,

Реклама

Глядишь, уж летит, да с каким полушалком!
А спросишь, чего, мол, управился скоро?
Не скажет… Но знаю: меня ему жалко.
Зимой мой хозяин тачает, бывало.
А я уже лягу, я спать мастерица.
Он встанет, поправит на мне одеяло,
Да так, что не скрипнет под ним половица,
И сядет к огню в уголке своём тесном,
Не стукнет колодка, не звякнет гвоздочек.
Дай Бог ему отдыха в царстве небесном!
И тихо вздыхала: жалел меня очень.
В ту пору смешным мне всё это казалось.
Казалось, любовь чем сильнее, тем злее.
Трагедии, бури… Какая там жалость!
Но юность ушла. Что нам ссориться с нею?
Недавно, больная, бессонницей зябкой
Я встретила взгляд твой — тревога в нём стыла.
И вспомнилась вдруг мне та старая бабка —
Реклама

Как верно она про любовь говорила!

Опозданья

Всё приходит слишком поздно:
Мудрость — к дряхлым, слава — к мёртвым,
Белой ночи дым беззвёздный
В небе, низко распростёртом,
К нам с тобой, идущим розно.
Всё приходит слишком поздно:
Исполнение — к желанью,
Облегчение — к недугу.
Опозданья, опозданья
Громоздятся друг на друга…
Сизый свет течёт на лица,
Купола, ограды, шпили…
Снится, может? Нет, не снится.
Вот он, город-небылица,
Мы одни из прочной были —
Взгляды тусклы, лица постны.
Всё приходит слишком поздно:
К невиновным — оправданье,
Осуждение — к убийце.
Опозданья, опозданья,
Век за них не расплатиться.
А мечтали! Жадно, слёзно
Здесь, вдвоём, свозь все запреты…
Всё приходит слишком поздно,

Реклама

Как пришло и это лето.
Грустно невских вод теченье,
Время дышит грузно, грозно.
Слишком позднее прощенье…
Всё приходит слишком поздно.

Нежность

Вот плетётся он по синим лужицам,
Маленький, как ласка и хорёк,
То вдруг в самой давке обнаружится,
То, ищи-свищи, пропал зверёк.
Сложно с ним. Он рвётся в дом с поспешностью
И бежит — запри хоть сто раз дверь!
Прихотлив и тих. Прозвали Нежностью.
Трудно культивируемый зверь.
То скулит, один оставшись надолго,
То при всех вас схватит (эх, зверьё!)
Душит он, и сквозь слезу, сквозь радугу,
Каждый видит, как под смерть, своё.
Как его уймешь! Одни с ним маются.
А другие — этим жизнь легка —
Тихим браконьерством занимаются,
Убивая этого зверька.

Реклама

* * *

О господи! Все женщины мечтают,
Чтоб их любили так, как ты меня.
Об этом в книгах девочки читают,
Старухи плачут, греясь у огня.
И мать семьи, живущая как надо,
В надёжном доме, где покой и свет,
Вздохнёт, следя, как меркнут туч громады:
И всё как надо, а чего-то нет.
Есть нежность, верность есть, но ежечасно
Никто коротких, трудных встреч не ждёт.
Никто тебя за счастье, за несчастье,
Как зло, как наважденье не клянет.
Не довелось… Вздохнет, а тучи тают,
Горит закат на самой кромке дня…
О, господи! Все женщины мечтают,
Чтоб их любили так, как ты меня, —
Неотвратимо, с яростной тоскою,
С желаньем мстить, как первому врагу.
… Должно быть, я любви такой не стою,
Коль броситься ей в ноги не могу.

Реклама

Мне снился сон…

Мне снился сон: под звездной рябью,
Как в поле крест, стою одна я
И проклинаю долю бабью,
За всех живущих проклинаю.
За тех, кто плачет ночь в обиде,
За тех, кто в крик кричит, рожая,
За тех, кто слез своих не видит,
Весь век в дорогу провожая.
За стервенеющих на кухне,
За увядающих до срока,
За тех, чей праздник рано рухнет,
Чья удаль облетит без прока.
За беззаветных и кричливых,
Земных забот хлебнувших вволю,
За несчастливых и счастливых
Я проклинаю бабью долю.
За всех, рожденных с искрой божьей,
Чтоб век тянуть упряжку рабью,
За всех, кто мог бы — да не сможет,
Я проклинаю долю бабью!
Проснулась я от плача дочки,
Вставало солнце в чистом небе,
Благословляя мой бессрочный,
Мой трудный, мой прекрасный жребий.

Реклама