Чьи стихи трогают душу? Памяти любимого поэта

Реклама
Был на Руси певец любви…

23 февраля. Чем примечателен этот день? Для многих, кто родом из СССР, этот день значится как День Советской армии и Военно-Морского флота. Но лично для меня эта дата ещё знаменательна тем, что в этот день родился мой любимый поэт. О нем и пойдёт дальнейший разговор.

Мое знакомство с творчеством поэта началось весьма необычно. После окончания Таллинской мореходки в 1972 году при распределении я напросился на Дальний Восток. Сразу штурманом меня не поставили — не было вакансий, поэтому пришлось некоторое время поработать матросом 1-го класса.

И вот получаю я направление на судно д/э «Пенжина». Группа серии этих судов была своеобразна и имела в простонародье прозвище — «броненосцы». Надо заметить, что самым примечательным местом на этом судне была кормовая часть надстройки, именуемая «курятник». Свое название это место получило неслучайно, там располагались каюты обслуживающего персонала судна: уборщиц, поварих, буфетчицы. И только две каюты занимали члены палубной команды — в одной из них жил плотник, а в другой два матроса 1-го класса.

Реклама

Не знаю почему, но боцман сразу определил меня в двухместную каюту на «курятнике». Экипаж у нас был, как тогда говорили, комсомольско-молодежный, и так уж сразу повелось, что все «теплые» вечера «высший состав» палубной команды проводил у меня в каюте. В «высший состав» входил и Мишка по прозвищу «Леший».

Мишка был матросом 1-го класса и по совместительству — артельным. Носил он бороду и слыл большим гуманитарием. Свое прозвище получил с моей легкой руки или легкого языка, не знаю даже, как правильно и сказать. А дело было так.

Как-то в один из «теплых» вечеров я взял гитару и на манер В. Высоцкого пропел перефразированный мною куплет одной из его песен:

Наш «курятник» — словно сказка,

Реклама

Там кикиморы живут,
Как буфетчица, хохочут,
Ну, а нам до смеха ль тут?!
Будь ты боцман, будь ты плотник — заграбастают,
А артельщик, словно леший, так и шастает.
Страшно, аж жуть!

Этот куплет с восторгом был принят всем присутствующим в каюте мужским собранием, но почему-то не очень понравился нашим судовым дамам. С криком «Так вы нас кикиморами считаете?!» они ворвались к нам, то есть ко мне, в каюту и устроили разнос, какой можно было учинить только в «курятнике».

Но ближе к теме. Так вот опять же в один из таких «теплых» вечеров, можно сказать, в самый разгар веселья, Мишка вдруг начал декламировать:

Утром — Любкой,
Ночью — Любочкой…
Отряхнув с души золу,
С виноватою улыбочкой

Реклама

Проходила по селу.

Первые строчки, естественно, никого не взволновали. Но когда Мишка дошел до строк:

Шла неспешно,
Будто с вёдрами,
Выводя за шагом шаг,
И покачивала бёдрами
По привычке,
Просто так.

— появилась некоторая заинтересованность, особенно при слове «бёдрами».

А Мишка продолжал:

Обзывали Любку шлюхою
Злые женщины порой.
Начинали слово буквою
Из алфавита второй.
Мужики с недоброй шуточкой
Свой дневной вершили суд.

Услышав знакомое слово из первой строки и мгновенно разгадав тайный смысл второго слова, которое «начиналось буквою из алфавита второй», те, кто сидел поближе к Мишке, уже начали более внимательно следить за превратностями судьбы Любочки, при этом прекрасно представляя себе, какой такой суд вершили мужики с недоброй шуточкой.

Реклама

И вот уже дойдя до кульминационного момента стихотворения, Мишка вознес свой указательный перст к потолку и с необычайным блеском в глазах зычно произнес:

Мать ступала!

Следует заметить, что дикция у Мишки была на уровне Мамонта Дальского, а если еще к этому присовокупить ключевое, до боли нам всем с детства знакомое в известном выражении слово «мать», то надо сказать, что в каюте повисла необычная тишина…

В знак прощения
Приподняли старики
Троеперстно, как крещение,
Лаковые козырьки.

При этих словах Мишка пальцами правой руки, сложенными щепотью, сделал движение, как если бы он сам приподнял козырек фуражки, и дальше опять «взвился», декламируя:

Мать ступала.
И глумливые

Реклама

Смолкли бабы у дверей,
Даже самые ревнивые
Стали к Любочке добрей.

После этих слов в каюте уже не осталось никого, кто был бы равнодушен к судьбе Любочки. Когда же Мишка завершил стихотворение словами:

Шла,
Впервые некоримая,
И несла, забывши все,
На судах неоспоримое
Оправдание свое.

— в каюте на какое-то время воцарилось молчание, а потом кто-то спросил: «Ну и что это было?»

Реклама

Мишка показал книжечку, небольшую по формату, которую он держал в руках с самого начала вечера. Так вот, после этого вечера эта книжка стихов «Книга любви» стала самой популярной книгой на судне. Стихи о любви из нее цитировали по случаю и без оного.

Те, кто не обременял себя высокой философией, вычитывали примерно следующее:

— Не изменяй! —
Ты говоришь, любя.
— О, не волнуйся.
Я не изменяю.
Но, дорогая…
Как же я узнаю,
Что в мире нет
Прекраснее тебя?

Или:

Не ходим в эстетической уздечке.
Изысканность. На кой нам черт нужна.
О женщине красивой как о печке
Мы говорим: «Неплохо сложена!»

Те же, кто «забивал» себе голову смыслом жизни, урезонивались следующим:

По главной сути
Жизнь проста:

Реклама

Ее уста…
Его уста…

Сторонникам «непротивления злу насилием» больше нравилось следующее:

Обидят. Оболгут. Не мщу.
Боюсь во зле сойтись со спесью.
Я не отмщения ищу.
Ищу любви как равновесья.
Зло — бред!
И злые как в бреду
Приносят людям лишь страданья.
Да сбережет меня сознанье,
Превысит зло и упаду.

И тут же, в другом стихотворении, нисколько не противореча сам себе, поэт давал повод для размышлений:

Не бойтесь гневных,
Бойтесь добреньких;
Не бойтесь скорбных,
Бойтесь скорбненьких.

Но одно стихотворение мне стало наиболее понятно, только когда я сам пришел к соответствующему возрасту:

А я когда-то думал,
Что седые
Не любят,
Не тоскуют,
Не грустят.
Я думал, что седые,
Как святые,
На женщин

Реклама

И на девушек глядят.

Большинство же стихов этого поэта было посвящено любви и самой прекрасной половине человечества — женщине:

Если б
Богом я был,
То и знал бы,
Что творил
Женщину!

А в конце теперь самое время сказать о человеке, о творчестве которого и шла речь. Об этом легко узнать из моего стихотворения, посвященного любимому поэту:

Был на Руси певец любви,
Но мы его, увы, не славим.
Не потому, что не хотим,
А потому, что мало знаем!

Его стихи понятны всем —
Они просты и романтичны.
В них много есть из жизни тем,
Порой приятно эротичных.

Чтобы стихи его понять
Не надо прилагать усилий.
С Россией просто рифмовать
То имя — ФЁДОРОВ ВАСИЛИЙ!

Реклама