Габриэль смотрел на медно-рыжие волосы любимой, разметавшиеся по подушке, и не хотел верить в то, что ее глазам уже не суждено будет раскрыться…
Отец Россетти, будучи профессором итальянского языка и литературы, много занимался переводами. Больше всего он любил «Божественную комедию», поэтому нет ничего удивительного в том, что сына своего он назвал Данте Габриэлем.
Юноша рос мечтательным и меланхоличным. Он увлекался живописью, а уже в 22 года стал сердцем художественного кружка, которому суждено было переродиться в Братство Прерафаэлитов. Это течение выбрало ориентацию на творчество живописцев, творивших до Рафаэля. За основу были взяты эстетические и нравственные идеалы романтизированного прошлого. Россетти, как и его собратья, вдохновлялся искусством средневековой Англии с его насыщенными цветами, вниманием к мельчайшим деталям и наивной идеализацией, библейскими сюжетами, легендами о рыцарях Круглого Стола.
Недоставало лишь малого. «Cherchez la femmе», — шептало Габриэлю сердце. А разум отвечал, что Прекрасную Даму, которую он воспевал в своем стихе «Благословенная Госпожа», не найти в прозаичной викторианской Англии. Эта женщина должна быть практически ангелоподобной, красивой прохладной, как бы отрезвляющей красотой. Россетти был убежден, что никогда не встретит такую даму. И ошибался.
Однажды один из членов братства, Вальтер Деверелл, прогуливаясь по Оксфорд-Стрит, зашел в шляпный магазин. Там он случайно увидел красивую высокую девушку с пышными волосами цвета меди. Это была Элизабет Элеонор Сиддал, помощница модистки, и ей было семнадцать. Невероятно впечатленный ее внешностью, столь схожей с утонченными образами, превозносимыми прерафаэлитами, Деверелл поспешил поделиться своим открытием с Россетти. Тот пожелал увидеть девушку своими глазами и был поражен. Ведь именно ее он рисовал все эти годы!
Сиддал сразу же получила предложение позировать в студии Россетти. Несмотря на то, что она происходила из бедной семьи, девушка отличалась горделивой статью и обладала живым умом. Образованностью юная Лиззи, впрочем, не могла похвастаться, но зато жадно впитывала новую информацию. И Габриэль взялся за ее обучение, а в результате заметил, что страстно влюблен.
Россетти превозносил и идеализировал свою возлюбленную, она была для него воплощением притягательных женских образов, восхищавших людей века. Но любил ли Габриель именно мисс Сиддал, а не прекрасный Идеал, который он «нагрезил» сам еще до ее появления? Ведь не зря героини его полотен, списанные с таких разных женщин, в то же время удивительно похожи.
А пока что все его дни были наполнены ею. Он писал или ее портреты, или стихи в ее честь (из них потом сформировался сборник «Дом жизни»). Лиззи же, позируя в мастерской, с неподдельным интересом следила за процессом создания картины. Через некоторое время она и сама взялась за бумагу и карандаш. Вряд ли сегодня можно сказать, что ее картины были чем-то выдающимся. Но ведь Элизабет так хотела влиться в среду, к которой принадлежал ее возлюбленный. Работы Сиддал выставлялись даже на выставке прерафаэлитов в 1857 году. Единственные из представленных картин, которые были написаны женщиной.
В 1852 году Элизабет позирует для всемирно известной «Офелии» Милле. Именно эта картина стала самой известной и достоверной из изображающих Сиддал. Это удивительное полотно изображает несчастную девушку, которая «как лилия бела, плывет медлительно в прозрачном покрывале» (как написал Артюр Рэмбо). Известно, что Милле рисовал Офелию с Элизабет, лежащей в ванне, вода в которой подогревалась снизу лампами. Со временем они погасли, но девушка продолжала позировать в холодной воде. Это подорвало и без того слабое здоровье модели, и она заболела пневмонией.
Считается, что именно во время лечения этой болезни Сиддал стала принимать опиумную настойку — лауданум. В ХІХ веке это наркотическое вещество считалось относительно безвредным. Его выписывали даже беременным женщинам и людям, страдающим головными болями. Тогда еще никто не мог предположить, что для хрупкой Элизабет знакомство с этим «лекарством» закончится трагически…