Поэтому, когда подполковник Никулин стал рассказывать про неизвестного нам адмирала, мы невольно переглянулись: с чего бы это вдруг пехотинцу начать разговор о моряке?
Впрочем, слова о том, что Исаков был лауреатом Сталинской премии, через какое-то время всё расставили на свои места. Пока наш преподаватель рассказывал нам о том, что Адмирал Исаков был любимцем Сталина, бóльшая часть присутствующих на лекции студентов начала зевать. Кто-то сидел, подперев голову рукой, и чертил на бумаге кружочки и треугольники, делая вид, что слушает. Те, кто сидели на заднем ряду, со спокойной совестью достали учебники по другим предметам, зная, что подполковник Никулин не проверяет, чем у него на лекциях занимаются студенты.
Лекция же в тот день была под стать погоде за окном. Осенний дождь, капли которого лениво сползали со стёкол, и преподаватель в военной форме, читавший лекцию больше по обязанности, нежели затем, чтобы заинтересовать студентов, будто бы сговорились. Монотонность взяла верх над интересом.
— Скучища какая! — вынесла вердикт услышанному наша староста Светлана после того, как мы, покинув лекционный зал, дружной компанией отправились в буфет.
— И то верно, — помнится, поддержала её я, — он и говорил-то про этого адмирала только потому, что является сторонником сталинских идей.
— Полтора часа потеряли! — возмутился наш отличник Андрей. — Да лучше бы я в лингафонном кабинете тексты слушал, нежели лекции про какого-то там адмирала!
В буфете, несмотря на небольшой ассортимент, эмоции постепенно угасли. Сдвинув стулья и столы, чтобы сидеть не порознь, а одной компанией, мы принялись за поглощение салатов, бутербродов, чая и через несколько минут забыли и про скучного лектора, и про адмирала Исакова. У вечно голодных молодых организмов обычная пища оказалась в приоритете перед духовной.
И только вечером, заглянув в тетрадь, куда я обычно записывала лекции, и, увидев то, что у меня в тот день было исписано всего полстраницы, я вспомнила слова Светы о том, «что более скучной лекции ей не приходилось слышать за всю прожитую жизнь». Я без всякого энтузиазма захлопнула толстую тетрадку о девяноста шести листах и про себя решила, что больше на лекции, где нам рассказывали о военачальниках, ходить не буду.
— Лучше уж действительно посещать лишний раз лингафонный кабинет, — помнится, решила я тогда. — Там, конечно, тексты не блещут разнообразием, но куда полезнее слушать на немецком про инспектора Варнике, чем про каких-то там адмиралов и генералов.
Каких-то… Боже, как я тогда ошибалась…
Спокойный, мечтательный мальчик, который подавал надежды в области рисования, был радостью для своих родителей. Маму будущего флотоводца Ованеса Тер-Исакяна безмерно радовало, что с детских лет сын не только хорошо рисовал, но так же писал стихи.
То, что двенадцатилетний паренёк в основном рисовал морские сюжеты, а стихи были посвящены исключительно морю — об этом родители не задумывались. В конце концов, кто из мальчишек не мечтает стать моряком или военным? Поэтому очередным строчкам о морской глади, чайках и кораблях они не придавали особенного значения. Да и где в Тифлисе, где проживали Тер-Исакяны, взять море? Чтобы доехать до него, требовалось преодолеть без малого 350 вёрст до Батуми.
И тем не менее оно настойчиво привлекало, звало и манило к себе. Ованесу даже во сне снились картины Ивана Айвазовского. Тогда мальчик ещё не знал, что увлечения живописью и поэзией будут временными, а вот любовь к морю и его романтика пройдёт с ним через всю жизнь.
Позднее неудержимая фантазия рисовала ему картины, где он стоял на капитанском мостике рядом с адмиралом Нахимовым. Ованесу постоянно грезились штормы, морские бои. И когда ему исполнилось пятнадцать лет, он приехал в Петроград, который был не только столицей Российской Империи, но и по праву мог считаться родиной русского флота. Военно-морская академия и училище, находившиеся там, принимали тех, кто мечтал о море. За партами этих учебных заведений сидели последователи Ушакова и Лазарева. В них учились почти все будущие главнокомандующие Российским, а позднее — Советским флотом.
Но для Ованеса, который был сыном дорожного мастера-армянина, путь в военно-морское училище оказался закрытым. Когда он подал прошение о приёме в это учебное заведение, то получил отказ. На листке, который ему вернули, стояло: «Инородец. Представитель низшего сословия. Отказать».
Любой другой на его месте опустил бы руки. Но молодой Тер-Исакян не упал духом и через год вновь приехал в Петроград, где стал слушателем гардемаринских курсов, для учёбы на которых сословие было не столь важным. Приехал, правда, уже под другой фамилией.
Сначала ему пришла в голову идея подделать документы, чтобы обзавестись русской фамилией. Но потом он нашёл другой выход. В соседском доме случился пожар, и Ованес, помогавший его тушить, сказал, что в дом соседей он пришёл со свидетельством об окончании школы. Вроде как похвалиться оценками, что было чистой правдой. А когда начался пожар, в суматохе забыл о свидетельстве.
Так хорошо говоривший по-русски Ованес выправил себе документы на имя
Проучившись на курсах пять лет и окончив их с отличием, Исаков в звании мичмана попадает на Балтийский флот на эсминец «Изяслав». Именно на этом корабле будущий адмирал участвовал почти во всех боях с немцами во время Первой мировой войны.
Когда в 1920 году «Изяслав» чуть не оказался затёртым во льдах Балтики, русские моряки под руководством старпома Бориса Жемчужина и мичмана Исакова совершили героический прорыв к берегам Кронштадта.
После этого молодому мичману стали доверять командование военными кораблями Балтики и Черноморья, Белого и Баренцева морей, а также Волжско-Каспийской флотилии. Именно в это время Иван Исаков приобрёл бесценный опыт в морском деле и стал известен не только как командир.
В 1938 году в звании адмирала он назначается заместителем народного комиссара военно-морского флота.
Начинается Великая Отечественная война. Кажется, что Исаков с его неиссякаемой энергией успевает везде: он организатор артобороны Ленинграда, в это же время — заместитель командующего Балтийским флотом и Ладожской флотилии. А в это же самое время немецкие дивизии уже были на подступах к Кавказу. Стремительные марши врага привели к тому, что под угрозой оказались Баку и Грозный с их нефтяными месторождениями. И адмирал Исаков был переброшен на занятые врагом территории, в помощь командованию Северо-Кавказским фронтом.
Обладая помимо мужества, большой скромностью, этот человек никогда не кичился своим высоким званием. Наравне с солдатами и офицерами он принимал участие в боях, неоднократно ходил в атаки и в 1942 году был тяжело ранен. Выздоровление было долгим, но даже после него Исаков отказался уйти из армии и вернулся в строй.
После войны адмирал Исаков занялся научной деятельностью. Видимо, талант писателя и учителя жил где-то в глубине этого человека. Учебники, которые быстро обрели популярность среди студентов морских училищ и академий, на полках в библиотеках можно было сразу отличить от других книг. Из-за частого использования эти учебники были настолько затрепанными, что не помогало ни постоянное подклеивание, ни какие-либо другие меры. А всё потому, что в них рассказывалось не только о роли военно-морского флота в Великую Отечественную войну. Далеко не сухим языком в них рассказывалось, какие манёвры должны совершать корабли во время боя, об операциях подводных лодок, о взаимодействии военных кораблей и сухопутных войск и авиации.
За вклад в образование Адмирал Исаков был избран членом-корреспондентом Академии Наук, но главной своей задачей он считал не присутствие на бесконечно длинных заседаниях и совещаниях. Война была позади, и адмирал Исаков нашёл себя ещё в одной сфере — океанографии. В 50-е годы под его руководством вышел многотомный морской атлас, которому не было аналогов в мире и который был переведён на два десятка языков. Когда за выпуск этого атласа его представили к награде, он приехал за ней, передвигаясь на костылях — сказалось ранение, полученное во время войны.
Казалось бы, армянин по национальности, Исаков в первую очередь должен был быть преданным родной Армении. Но он очень любил Россию. Патриотизм его был вовсе не показным. Исаков до конца жизни очень уважительно относился к тому, что давным-давно именно в Российской империи ему удалось осуществить свою мечту — стать моряком, которого закалила служба. А затем судьбе было угодно, чтобы Исаков проявил себя в писательской и исследовательской деятельности.
При подборке материалов, в которых содержалась информация про Ивана Исакова, мне удалось найти только то, что он действительно был лауреатом Сталинской премии. Но такие награды всем подряд не вручались. Раз человек был её удостоен, значит, он действительно показал себя с лучшей стороны. А то, что он был любимцем Сталина — этого найти так и не удалось. Возможно, подполковник Никулин, рассказывая нам об этом героическом человеке и учёном, ошибся…
— Знаете, — высокомерно заметил кто-то из приёмной комиссии, отдавая в 1913 году документы Ованесу Тер-Исакяну, — среди армян были очень даже героические люди. Даже генералы были. Да… Но вот адмиралов не припомню. Не было таких.
— Что же, — ответил молодой человек, держа в руке листочек, на котором чернилами было написано обидное «Отказать», — то, что их не было раньше — это не значит, что их не будет впредь.