Перейти к третьей части статьи
Я стал снимать эту дружную, чернокожую толпу на камеру, как вдруг на меня, очевидно, не для того, чтобы обнять и поприветствовать на гостеприимной французской земле, направился какой-то донельзя черный garcon с не очень дружелюбным оскалом на перекошенном лице. Благо поблизости оказались бравые полицейские ребята, я успел занырнуть за их спины.
Говоря про Париж, как город мигрантов и арабов, подтверждаю, что в городе их море.
Например, в районе, где мы жили — а это, на минуточку, не какой-то вам мигрантский Сен-Дени, а благородный Монмартр, хотя, кажется, все же его окраина, 18-й округ, — их было, как в странах Магриба. Выходя пару раз в поисках магазина, мы оказывались единственными белокожими. Навстречу нам шли иссиня-черные негроиды, выходцы из центральной Африки, арабы в длинных балдахинах, китайцы.
Пару раз мы забредали в магазинчики в поисках чего-нибудь дома поесть, и к нам цеплялись парни явно восточной внешности: «Bonjour! Vous desirez?» («Привет! Чего желаете?») — и мы поспешно выходили, чтобы не привлекать к себе особого внимания.
Восточные бутики, восточные продавцы, которые даже по-французски с трудом говорили, восточная клиентура… Под мостом, возле которого располагался наш отель, в воскресенье бушевал блошиный рынок: рома, арабы, негры — мы были там единственными бледнолицыми, на свой страх и риск врезавшимися в эту восточную толпу.
В отеле, стоило нам зайти, тоже бросался в глаза обслуживающий персонал с иссиня-черными лицами и редкие белые гости.
Когда мы уезжали, мне показалось, что я отгадал своих соотечественников: он и она стояли в очереди, чтобы «зачекиниться», а в углу сидела их мама — бабушка с «нашим» славянским лицом, на котором было явно написано: «Свят, свят! Куда я попала?»
Лично я ничего особого против лиц восточного происхождения не имею, но на мой вкус их было вокруг слишком много, и ощущение было, что ты где-нибудь в восточной стране, а не в столице красоты и моды Париже.
На следующее утро мы снова вскочили, когда еще не было семи, и, дабы успеть к Гранд-Опера, не выспавшиеся рванули на метро. В этот раз я уже запомнил нашу станцию — Porte de Clignancourt. До Гранд-Опера мы доехали, поменяв одну ветку, и уже чуть за восемь были на месте.
Опера Гарнье — конечно, очередное французское чудо, от которого перехватывает дыхание. Не зря другое название — «Гранд-Опера», что значит великая, или великолепная, опера. Здание оперы, нужно сказать, поразительного величия и красоты, и я не знаю, кто там другим оперным домам присваивает название «самые-самые». Я видел их немало, но то чудо, что в Париже — на голову выше всех остальных вместе взятых.
Мы взяли по круассану и кофе в ресторанчике напротив Гарнье и от сердца порадовались виду: с одной стороны — на здание оперы, с другой — на проезжую часть, по которой французы бежали на работу и по делам.
Кстати, одна из особенностей парижан в том, что pietons (пешеходы) не дожидаются зеленого света и смело вступают на проезжую часть при красном свете светофора, в то время как автолюбители и не думают давить наглецов. Французская учтивость побеждает всё!
Насладившись кофе с нежнейшим круассаном, мы подтянулись к нашей группе, и там нас обрадовали, что экскурсия будет на колесах.
Нас загрузили в минивэнчик и — ух-ты, уау, вот это да! Пантеон, Дом Инвалидов, Эйфелева башня, Триумфальная арка, Марсово поле — я уже не помню, что и в каком порядке мы обозревали, но то, что архитектура достопримечательностей города за окнами авто было изумительная, виды были дыхание перехватывающими, погода шепчущая, это я помню точно. Голова слегка кружилась, сердце пело!
Французы знают толк не только в высокой кухне и моде, они, в отличие от нас, умнички в том, что сохранили свое историческое и архитектурное наследие. Нигде в центре вы не увидите современный новодел, все эти бетонно-стеклянные уродливые бизнес-центры и офисные опенспейсы. Всё вынесено по-за.
Когда едешь или идешь по центру Парижа, происходит легкая деформация сознания и восприятия времени: чувство такое, что ты попал в другое время, в девятнадцатый, восемнадцатый век. Ощущение новое и совершенно потрясающее.
Эйфелева башня также впечатлила, хотя я не любитель грандиозных, бесполезных громад. Но, как бы то ни было, она производит впечатление.
У башни нас успели быстро облапошить: к нам подскочили несколько какой-то романской внешности чумазых мордах и на ломаном английском попросили помочь детям чего-то там. Ну, и прежде чем наш гид прокричал нам: «Это лохотрон! Румыны! Не давайте им денег!» — мы попрощались с парой евриков.
Где-то в районе Гранд-Опера мы решили пообедать, еще раз на высокий французский манер. И, увидав fruits de mere (морепродукты — гигантские устрицы, креветки, лобстеры и тому подобное на сверкающем льду), почти с индейским кличем ринулись в ресторан, долго дергая двери, то тут, то там закрытые. Наконец, нашли вход, нам любезно и уже по-английски с французским прононсом предложили снять верхнюю одежду. Публика вокруг, надо сказать, была футы-нуты, лощеная.
Постепенно понимая, что нам сие приключение влетит в копеечку, мы все же прошли на веранду, попросили меню и, с трудом выдержав паузу, один за другим выскочили обратно. Платить 40 евро за дюжину устриц, 60 за лобстера, 20−30 евро за бокал вина в наши планы не входило. Хотя, что уж там, можно было себе позволить раз в жизни.
Вместо того мы перешли через дорогу и завалились в «5 guys», некое подобие французского Макдональдса. Те же бургеры, картошка и тому подобное. Накидавшись переперченной картошки и бургеров на двоих «всего» за 27 евро, вместо 120, мы отправились дальше.
На обратном пути (а может, это было в первый день — я уже не помню, так как от хронического недосыпа у меня в голове сделался маленький bordel) мы пешком дошли до Sarce-Coeur (Базилики Святого Сердца), самой высокой точки Монмартра и Парижа.
Ну что же, то же неописуемое чувство восторга. Та же грандиозность, красота, французская элегантность. То же отличное состояние исторического памятника. Море людей. И чисто французский старик-трубач, сам не зная того, сыгравший нам украинскую «Иване, Иване».
Уставшие, с головами в тумане-дурмане мы шли пешком по узеньким, мощеным улочкам Монмартра, в воздухе витали ароматы сандала и французских духов, выпечки, вдалеке играл наш трубач, и мы были… счастливы, что ли…
Ноги были стерты в кровь. Как добраться до нашей гостиницы, что была «ну где-то недалеко, на Монмартре», мы не знали. Я подошел к двум полицейским и спросил у них. На что они, с чисто французским шармом, объяснили, где нам надо свернуть a gauche (налево), где a droit (направо), где снова куда-то там свернуть, чтобы попасть на какой-то там бульвар… Короче, мог бы и не спрашивать.
По дороге мы нашли лежбище какого-то клошара с разбросанными книгами, одну из которых я прихватил с собой на память. Мы увидели метро, доехали до нашей станции Porte de Clignancourt и, наконец, нашли свой отель.
По дороге мы натолкнулись на какой-то приличный магазин, набрали в нем сыров: ужасно вонючий, то есть пахучий, камамбер из непастеризованного молока из Нормандии; оранжевый Мимолет, тот, на который французские сыровары подсаживают сырного клеща ради особой корочки; печеночный мусс; сосиссон — французскую колбасу, пахнущую хлоркой. Долго искали кефир и, спутав lait crème с ним, взяли его, позже выяснив, что это какое-то там молоко из северных регионов Франции. Вкусное, но не кефир же.
Взяли багет, макаруны, пиво и еще что-то там.
(Кстати, сыр — fromage de lait cru de Normandie в деревянной коробочке — пах настолько сильно, что я ощущал его аромат в рюкзаке за спиной всю дорогу. Да, еще: взяли мы его уже в дьюти-фри, так как французы пропускают с ручной кладью только hard cheeses, но не soft cheeses — при нас девушку заставили выкинуть пакет с мягкими сырами.)
В отеле, влив и впихав в себя буквально все, что мы купили, в ожидании нелегкой диареи, мы завалились спать. Диарея была легкой, сон крепким, сновидения французскими.
Что еще с удовольствием хотелось бы отметить про французскую сторону, так это их на каждом углу patisserie — бутики и уголки с выпечкой. Разного рода и размера макаруны, тарты и масса другой всячины, от которой текут слюни — тоже шедевр.
В аэропорту Beauvais, в принципе, загородном, захолустном аэропорте, вы не увидите наших страшного вида холодных беляшей и чебуреков, а сплошь свежие французские багеты с сыром и ветчиной, тарты и макаруны. Не увидите недовольных, толстых теток-продавщиц, которые редко приветствуют вас и желают хорошего дня с улыбкой на лице, а увидите игрушечных, всех в белом поварят и продавцов, которые умеют улыбаться, растягивая обязательное: «Merci-i-i. Au revoir!»
Не увидите уборщиц со швабрами, ненавидящих тех, кто ходит по их персональному, только что вымытому полу. А увидите сверхлюбезных, улыбчивых официантов в униформе, с подбритыми бачками и серьгой в ухе, от которых пахнет французским парфюмом.
Вечером того же дня мы вернулись обратно в Вильнюс и, проглотив по иронии судьбы по «французской сосиске», которая была совсем не по-французски «намайонезена и перекетчупина» и одному кофе за 8 евро, кое-как устроились на ночлег на жестких сиденьях до утра, чтобы утром отбыть дальше.
Мечта закончилась, оттого воспоминания о прекрасном Париже будут слаще, а надежда туда еще не раз вернуться — крепче. Au revoir, belle Paris!