Что посмотреть в Бресте? Записки честного отдыхающего из Беловежской пущи

Беловежская пуща

О Беловежской пуще, бренде не только Брестской области, но и всея Беларуси, я слышал много, но никогда там не бывал. Поэтому побывать в Бресте и не посетить Пущу, реликтовый лес и редких зубров было бы непростительным легкомыслием.

Разведав немного заранее что-почем, на автовокзале мы взяли билеты на маршрутное такси до Каменюк, деревни, где Пуща брала свое начало. С трудом отбившись от местных извозчиков, предлагавших нас с комфортом домчать до Каменюк всего за 350 тыс. (23 $) и 30 минут, мы загрузились в переполненную людьми, запахами, гардинами маршрутку и уже через час были на месте.

Стоя у двух касс, афиширующих удовольствия вроде «Пешая прогулка», «Прогулка на велосипеде», «Прогулка на автобусе», «Поездка к озеру», «Вольеры с животными» и т. п., мы, как и большинство других посетителей, приехавших к этому природному памятнику, не могли определиться с тем, что мы хотим: пешую или велосипедную прогулку, вольеры или поездку к озеру. Понять на месте, без предварительного осмысления и взвешивания, это было непросто. Кассиры же в раскаленных на солнце окошках с плохо скрываемым раздражением повторяли глупым визитерам, одному за другим, что же они на самом деле хотят.

Пока мы, стоя на солнцепеке в бестолковой очереди и медленно плавясь, взвешивали все за и против, я отчетливо понял, что я хочу больше всего: я хочу пожрать и завалиться где-нибудь в тень, в кусты, и чтобы ни жу-жу — ни Пущи, ни зубров, никого.

Взяв билеты к вольерам и в историко-этнографический музей, мы вступили на территорию Беловежской пущи… чтобы быть встреченными нацеленным на нас дулом пулемета и прищуром беспощадных глаз. Памятник «Здесь в 41-м погибли три защитника» — военная тема повсюду в Беларуси, и даже на входе в Беловежскую пущу.

Справа «Сосны», небольшое кафе, куда мы и направили свои подуставшие ноги. Внутри, в жаре и чаду, Вавилонское столпотворение: все столики заняты, яблоку негде упасть, и один на всех официант, которого рвут на части, а тому остается, что мило огрызаться.

В меню было щи, холодник, картофель со свиной отбивной и тому подобное (похоже, меню на всю Беларусь составляется где-то в Минске, а потом рассылается по кафешкам и ресторашкам). Мы попытались взять первое, но скучающий повар-раздатчица у пустого прилавка сообщила нам, что сначала надо сделать заказ у официанта. Мы попытались сделать заказ у ошалелого официанта, но тот зло велел нам ждать, когда освободится.

Я решил не дожидаться первого и, задыхаясь от жары, резких запахов и противных звуков, издаваемых неугомонными детьми, которые даже в такую жару умудрялись одновременно что-то жевать и гонять с космической скоростью по переполненному кафе, почти выбежал из этого вертепа белорусского общепита.

Подойдя к месту раздачи шашлыка, я к своей нескончаемой радости обнаружил, что там почти нет очереди, и, заказав 200 граммов разогретой в микроволновке свинины, два блина и чай на травах, быстрехонько направился к свободному столику на свежем воздухе.

Выбрав место поближе к лесу и подальше от людей, я не дожидаясь женской половины с щами или холодником, так как знал, что дело это небыстрое, нелегкое — выбить у злого официанта тарелку общепитовских щец, принялся зло жевать шашлык, постепенно расслабляясь от щебета птиц, запаха хвои, почти нисколько не сожалея о круглой сумме за шесть маленьких кусочков едва теплого мяса, скандалившей неподалеку паре и взявшейся невесть откуда драной кошке, настырно и нагло требующей у меня свою порцию моего шашлыка.

Когда на тарелке осталось два кусочка, в дверях появилась моя женская половина, правда, с пустыми руками. Как выяснилось, когда ошалелый официант закончил обслуживать других, закончились и щи с холодником, и половина других блюд в меню. Обычный сервис по-белорусски, однако.

Вольеры с животными

Покончив с шашлыком и немного отдохнув в тени высоких сосен, разморенный и начавший уже было подумывать, а не рвануть ли обратно, в гостиницу — ну ее, эту Пущу, че я там не видел? — я, наконец, собрался с силами и выполз на залитый 35-градусным солнцем асфальт, который вел к «Вольерам с животными» — обитателями Беловежского леса.

Поначалу вольеры мне жутко напомнили обычные клетки, что в нашем зоопарке: в первом «вольере» енотовидная собака, высунув розовый язычок, настырно и бесконечно, до ряби в глазах, отмеряла восемь шажков в один конец, восемь в другой, пока другая лежала в углу, по всей видимости, по-философски понимая всю тщетность хождений своей соплеменницы; во втором красавица-рысь лежала, повернувшись попой к зевакам, всячески их игнорируя.

Далее, правда, вольеры стали похожи на вольеры: пространство метров сто на сто, с пеньками спиленных сосен, но без «никого». Дальше нам удалось познакомиться с африканским страусом, который, в отличие от енотовидных собак и рыси, напротив, уделял нам такое пристальное африканское внимание, что становилось не по себе. Правда, какое отношение африканский страус имел к Беловежской пуще, я не знал, но зрелище было любопытное: страус вытягивал шею, смотрел прямо в глаза, разевал клюв, шипел, закрывал один глаз, словно подмигивал «Как вам страусы, жители Беловежских пампасов, а?», делал шаг туда, сюда, снова вытягивал, смотрел, разевал и т. д.

В другом вольере мы увидели благородных оленей, которые соседствовали с волками, лошадей, ланей и, наконец, главного обитателя Беловежи —

зубра. Семейство зубров состояло из быка, трех самок и одного ласкового теляти. Ручные, как домашние коровы, они послушно брали яблоки из рук зевак, мирно косили влажным черным оком в сторону очередного яблока, и я понимал, что дикого в этих диких быках европейских равнин ровно столько же, сколько во мне в отпуске, когда я напьюсь и промычу что-ить с высоты окна пятого этажа.

Дальше мы познакомились с еще одним обитателем беловежских лесов — бурым медведем, который бессовестно жрал бананы, стоял на задних лапах и мало обращал внимания на всех тех, кто толпился у его клетки. Пояснительная надпись, правда, гласила, что «Бурый медведь давно не водится в Европе, за исключением зоопарков» — но какая разница? Если африканскому страусу в Беловежской пуще можно, почему нельзя бурому медведю?

Честно, мне было жалко и рыси, и медведей, и даже зубров, которые послушно брали яблоки из рук. Во-первых, все они сидели в клетках — были лишены самого главного, что есть в диком звере — свободы, воли вольной. Во-вторых, они больше походили на плюшевых зверей, прирученных и одомашненных. Хотя, может, оно и лучше быть кастрированным жирным котом и питаться кошачьим кормом из банки, чем рыскать голодному по холодному лесу, подвергая себя опасности?

На обратном пути мы заглянули в историко-этнографический музей. Надо сказать, что экспозиции были интересными и ухоженными — видно было, что и средства выделяются, и внимание уделяется. Правда, все без единой надписи — поди, догадайся, какой кусок истории изображен там. Гида у нас не было, и мы сами должны были разгадывать, кто вон тот вот станционный смотритель с двухголовым орлом на бобровой шапке — Николай II или просто шел мимо. Позже я заметил значок с наушниками и номерком на каждом месте: видимо, посетителям с познавательной целью должны были выдаваться наушники. Однако не только мы бродили без наушников, но и все остальные, морща лоб и пытаясь догадаться «ху из ху» и зачем он там.

Под занавес, по пылюке и раскаленному асфальту мы намотали по тридцатипятиградусной жарище километров десять. От усталости у нас подкашивались ноги, у меня мордень жестоко горела, подсказывая мне, что я сейчас напоминаю краснокожего-рожего индейца. Хотелось есть, пить и вытянуться во весь рост где-нибудь на диванчике под мерно стрекочущим кондиционером и с запотевшей бутылочкой ледяного пива в обессилевшей руке.

Возвращение

В тот вечер мы вернулись в гостиницу в десятом часу. Моей половине захотелось арбуза, и мы на плохо сгибающихся ногах, грязные и уставшие, сначала нашли магазин с арбузами и только потом, груженые, как верблюды, прошедшие Сахару, добрались до дому.

Арбуз ели прямо с тупого ножа, занятого у соседей, сидя на полу, жадно глотая сладкую, живительную влагу, от чего казалось, что не все так плохо и тело не так уж и ломит от усталости.

Спали без задних ног, разве что иногда вставая на них, чтобы выпустить из себя на волю томящийся арбуз.

Возвращались обратно легче, чем ехали туда. Возможно, потому, что ехали уже не на ночном поезде — то на запад, то на восток, а в полупустой маршрутке и все время в одном заданном направлении. Возвращались впопыхах, соскучившись, чтобы понять, как же жаль, что все уже закончилось.