До сих пор православные были мне знакомы по общинам, где люди живут единым духом, и по службам в храмах, где можно спокойно принимать выпады отдельных старушек (одна из них клюкой била по ногам женщин, у которых были видны брюки). Крестный ход, погружение в святой источник, праздничные песнопения, работа на восстановлении храмов… В общем, с православными христианами общения было много и разного. В основном — радостного.
Сегодня мы пришли на митинг в защиту нашей природоохранной зоны. Уже приходилось защищать разные пятачки московской природы, и этот случай отличался от предыдущих только тем, что необходимость отдать часть парка обосновывалась не соображениями общественной пользы, а заботой о душе.
Храм, говорят, должен быть недалеко от дома. Не очень-то понимаю, почему так, ведь в храме идешь только к тому священнику, с которым сложились доверительные отношения. Когда по какой-либо причине лишишься своего батюшки, начинается долгий поиск другого, родного по духу. Будь храм хоть прямо у подъезда, если служит в нем не тот человек, то и храм не храм. Даже в поликлинике у одного врача без лекарств выздоравливаешь, как будто он своим вниманием растворяет микробные токсины, а другой только ухудшает состояние, и назначения его не впрок.
Для меня очевидно, что храм заслуживает паломничества, и я хорошо понимаю тех, кто в наши храмы с другого конца Москвы едет, а то и с Украины, с Урала, есть такие люди. А тут, на митинге, не старые люди стали говорить, что они не могут ходить. Им, старым, во что бы то ни стало храм рядом с домом нужен. Маленький во дворе? Нет, в маленьком не намолено. Тогда почему бы не сесть в социальное такси и не доехать до ХХС? Нет, сил нет. Называю пару близких храмов. Нет. Просто нет. «Я хочу здесь и только здесь!» Слегка удивляет, что человек не стыдится выставлять на первый план свой каприз, но этот каприз удовлетворить проще простого, ведь мы стоим буквально возле храма. Да-да, речь идет не о том, что храма нет, а о том, что в нем иногда по праздникам тесно бывает, все одновременно с трудом помещаются. И это основание для того, чтобы уничтожить два гектара парка?
- А вам что, оставшихся двух гектаров для ваших ублюдков не хватит?
Той даме, которая это сказала, другая делает замечание, но она не останавливается и продолжает говорить о том, что только у православных дети рождаются в нормальном браке у здоровых матерей, а у атеистов все женщины… (неприличное слово), и детей они сызмала к наркотикам приучают.
Ухожу от этого нелепого разговора, но тотчас натыкаюсь на сильно похожий:
- Эти два гектара станут островком мира и покоя. Это вам же нужно, вы не понимаете. Вы в своем алкогольном угаре…
Этот глупый выпад прерывают, но в ответ несётся про наркотики и аборты. Да что же это такое? По какому праву на людей навешивают нелепые ярлыки? Прошу воздерживаться от безосновательных обвинений, но на меня набрасываются: «Вы, атеисты, вы всё порушили, вам ничего не надо, ни слова божьего, ни храма божьего». Тут уж мой голос крепнет. «Природа — храм божий, и „где двое или трое во имя моё, там Я“ — слова божьи. Знаете ли вы их? Почему вам мало собраться втроем в божьем храме природы? Почему других людей вам надо непременно либо в каменный мешок загнать, либо прочь прогнать?»
— Как смеешь ты на божий храм…
— А как смеете вы на божий храм…
— Атеисты проклятые слов нахватались…
Прошу обратить внимание на то, что не атеисты.
— Крест давай показывай. Крест напялила! На причастии когда была, кому исповедовалась? Ах, не скажешь, ну так молчи! Не может православный быть против храма, не бывает так. Раз против — атеистка. Думает, крест напялила, так вечная жизнь ей будет. Дьявола изгони сначала!
Ухожу, поскольку изгнать дьявола из этих людей не в моих силах, тут опытный экзорцист нужен.
Кто-то сбоку произносит: «Дурдом на выезде». Молодой симпатичный парень выглядит так, как, на мой взгляд, мог бы выглядеть настоящий христианин: милая спокойная улыбка и думающий взгляд. Спрашиваю, каков его взгляд на вещи. И он отвечает, что место благословенное, но шумное. Храм надо возносить к небу так, чтобы он поднялся над дорогой, защитив по обе стороны от нее лес от шума. Здесь нужен переход, и люди будут идти под сводами храма. И машины каждый день будут проезжать через храм. И спора за место нет. Современные технологии позволяют. Это даже не дороже, чем на земле ставить.
Кто-то стал слушать о городе с храмами над автострадами, потом повёл разговор о том, что не в храме дело, не в привлечении паствы, а в присвоении земли. Почти все 200 храмов расположили не где-нибудь, а в природоохранных зонах на больших площадях. Смысл в том, чтобы драгоценную столичную землю приватизировать, а дальше с нею ведь что угодно делать можно. Вспомнились рестораны быстрого питания, основатель которых говорил, что суть не в том, чтобы накормить, а в том, чтобы обладать землёй на самых людных перекрёстках.
Появились люди с иконами, которые стали говорить, что не нам судить церковь, не нам решать, и церковь никогда не ошибается, и надо стоять против безбожников, всех их ждёт кара небесная, когда подохнут как собаки. Произошёл жуткий переход от архитектуры к выгоде и от выгоды к злобным выпадам. Помечтать об ином облике города не удалось.
Когда все разошлись, возник вопрос о том, чего в итоге добились для наших парков. Законы есть, но бездействуют, и мы вряд ли на это повлияли. На другой высоте решения принимаются.
И почему каждый отдельный храм приходится с боем переносить на более скромное место, в то время как народ в общем и в целом против программы 200 храмов, и так по Москве 509 храмов не ведут регулярные богослужения? Почему в Москве лихо множится то, чего и так слишком много, а в деревнях стоят развалины, на которые денег нет, нет и нет?