Такие мыслят готовыми эмоциональными категориями, придуманными за них и для них, не находя ни времени, ни тем более желания, пораскинуть над ними мозгами. Категориями, в которых величина духа, пафос и громкие лозунги заменяют непредвзятую мысль и уже, тем более, не допускают сомнения.
Понятие «сомнение» у обывателя вообще имеет негативный оттенок. Принято считать, что человек сильный и честный не должен сомневаться. Но сильный и честный — не значит мыслящий. Для них сомнение — удел слабых духом. А между тем, я бы сказал, что сомнение — это первый признак способности мыслить и рассуждать самостоятельно. Попытка приблизиться к истине. Понять суть вещей.
Сомнение необходимо хотя бы потому, что в этом мире всё, что от человека — всё несовершенно, и для того, чтобы это понять, нет необходимости быть семи пядей во лбу, а достаточно просто внимательно понаблюдать за самыми разными людьми в разных ситуациях, за тем, как они принимают решения, что говорят и что делают.
Где бы я ни учился, где бы ни работал — начиная с первого класса и кончая трудовой деятельностью в самых разных областях, будь то азиатский, западный или советский менталитет, у homo vulgaris — человека нормального, везде одно и то же, схожее отношение к сомнению: он его не жалует и считает за слабость.
Сомневаться — значит, априори потерпеть неудачу, не успеть, оказаться слабым и значит глупым.
Продолжая тему войны: довелось мне тут намедни читать историю Франции, том 2-й, минское издательство «Вышейшая школа», 2009 г., написанную французскими авторами, на языке авторов, для белорусского и российского студенчества.
Что поразило сразу, так этот пафос и патриотизм, с которым описывается вся история любимейшего национального героя французов Наполеона Бонапарта. По справке самих авторов, за время наполеоновских войн погиб каждый пятый француз мужского пола. Да и потом военные авантюры «маленького корсиканца» носили явно захватнический характер — будь то Италия, Египет или Российская империя, цель которых была недвусмысленна и стара как мир: поработить народы, захватить национальные богатства, повысить свой жизненный уровень за счет побежденных.
Чем история закончилась, все мы знаем, но что продолжает поражать, это то, что откровенный захватчик и военный авантюрист продолжает вызывать национальный восторг, а его любовные похождения — неподдельный интерес, и не где-нибудь, среди мелких французских bourgeois, а несется дальше, на кончике пера и языка французских историков к тем, кого тот намеревался низвести до уровня раба. И, что хуже, доносится тем, против кого эти военные авантюры были предприняты — белорусов и русских (наверное, в надежде, что последние также проникнутся величием «малыша Наполеона»).
Чем вам не пример потрясающей очевидной глупости человеческой, пускай и с налетом образованности? И не важно, какой ты национальности — русский или француз, факт очевиден: дифирамбы хищнику, пожирающему других. Патриотический гимн вору и убийце, овеянному шлейфом европейского романтизма начала 19-го века и французского шарма? Я почти не сомневаюсь, что через какую-то сотню лет кое-кто будет и о Гитлере вспоминать с придыханием, благо в могилах будут уже все до единого, кто пережил ужас Второй мировой войны. (Правда, утешает тот факт, что за пять лет до этого я читал и другую историю Наполеона Бонапарта, написанную уже другими французскими историками, уже без дешевого haut esprit, где давалась недвусмысленная оценка военным авантюрам французского коротышки).
А ведь почти у каждой нации есть такие национальные «герои»: современные монголы гордятся Чингисханом, узбеки — Тимуром или Тамерланом, для русских Ермак, покоритель Сибири — национальный герой. И сегодня уже те, чьи предки полегли под картечью и топорами, так же чествуют очередного хищника.
Наши современники продолжают оплакивать интервенцию, а скорее больше поражение советских войск в Афганистане, исключительно сожалея о своих потерях и никогда не задумываясь о местном гражданском населении, по разным оценкам от 500 тыс. до 1 млн. человек, которых ныне принято называть современным политическим языком «collateral damage». Ну, а если бы Афганистан стал самой южной республикой, или хотя бы чем-то вроде оккупированной СССР территорией, уверяю, национальная гордость взяла бы верх над плачем Ярославны и не было бы столь горько так называемым истинным патриотам.
В истории редко остаются истинные миротворцы. Большинство из нас по-прежнему любит своих Наполеонов и Чингисханов и не любит чужих. Это ли не замечательный пример неизменной человеческой глупости? Избирательности прагматичного ума: хорошо все, что хорошо мне. Все, что мне плохо — плохо априори.
«Не война ли — рассадник и источник всех достохвальных деяний?» («Похвала глупости» Эразм Роттердамский). Действительно, где больше всего героев, как не на войне? И всегда ли эти герои совершают достойные остаться в веках деяния, защищая свою землю и применяя достойные героев способы, а не идя войной ради трофеев и порабощения своего соседа? Тот, кто познал человека, скажет: «Тысячу раз нет!»
«Вообще-то, война, столь всеми прославляемая, ведётся дармоедами, сводниками, ворами, убийцами, тупыми мужланами, не расплатившимися должниками и тому подобными подонками общества, но отнюдь не просвещенными философами» («Похвала глупости», Эразм Роттердамский). «Даже если у них честные глаза, красноречивая риторика и они занимают высокие государственные посты», — добавил бы уже я.
Это ж надо было умудриться Обаме вручить Нобелевскую премию за вклад в дело мира, второй срок сидящему в Ираке и Афганистане, и то же сделать в отношении «главарей» Евросоюза чуть позже с их «миротворческими» авантюрами на Ближнем Востоке. Ну, разве если мир насаждается через войну и уничтожение мирного населения, тогда да. Главное, подобрать правильную зычную риторику и лицо сделать поумнее.
Еще отдельной главы заслуживает тема патриотизма и прочей эгоистичной любви ко всему своему: самая лучшая, красивая, богатая, умная
Те, кому кажется, что тема ложного ура-патриотизма, например, в России, давно понята всеми, ошибаются. Эта «тема» находится на вооружении не только России, но и в США, где ура-патриотов больше, чем их было во времена СССР. Так же как и на вооружении почти всех остальных стран. И жаль, что молодые поколения попадались и будут попадаться ей на удочки. И здесь нужно снова вернуться к вопросу сомнения. А действительно ли наши поля — самые широкие, а водка — самая вкусная?