Но бывают дни, когда настоящее всецело уступает прошлому и я возвращаюсь туда, где не стыдно вновь стать маленькой девочкой и, наклонившись до земли, к самому подножию гранитного камня, тихонечко шепнуть, как в детстве: «Бабуль, я дома!» От земли веет холодом, но там меня услышат, знаю.
Ее давно уже нет. Теперь я большая девочка, думаю своей головой, устанавливаю свои правила, решаю сама. Никто не ждет меня у окна, не вяжет свитеров по ночам, не проверяет, все ли я собрала на завтра. Никто ни о чем не спрашивает. И я, в свою очередь, учусь терпеливому участию по отношению к тем, кого люблю, свыкаясь со старением родителей, взрослением детей, желанием любимого мужчины бывать одному, без меня. Наблюдая за тем, как прежде сильные люди на моих глазах угасают, становясь беспомощными стариками.
Странное дело, здесь, среди памятников, ты напрочь забываешь о том, что мучило тебя еще утром: не оплаченный счет за телефон, который сегодня вырубили, дочкин трояк по математике. Даже о глазных каплях, которые ты должна капать уже неделю, но нигде не можешь купить, ибо в аптеках на твой вопрос тебя окидывают уничтожающим взглядом и пренебрежительно бросают: «У нас такого вообще никогда не бывает». В конце концов, ты не виновата в том, что именно твои глазные капли наркоманы используют для своих адских замесов.
Все это напрочь вылетает из головы.
Но зачем-то вспоминаешь, как бабушка застукала тебя распивающую с подружками ледяной квас в Кузьминках вместо урока географии. Зимой.
Как аккуратно пробиралась по коридору в свою комнату, чтобы переодеть мокрое платье, мимо спящего на кушетке деда, снаряженного бабушкой присматривать за тобой и братцем. И ты тихонечко взяла банку сгущенки и съела ее с подружкой на лестничной площадке. А потом вернулась домой, а дед и не заметил вовсе, в чем ты уходила, в чем пришла… Сгущенку он тоже не заметил.
Как бабушка сражалась за тебя с пассажирами в набитом битком автобусе, держа в одной руке тебя, в другой твои коньки, доказывая всем, что тебе необходимо уступить место.
Как твоя одноклассница Катька пришла на праздник в потрясающем платье, и бабушка два месяца не спала ночами, чтобы на следующем празднике ты появилась в платье в пять раз круче Катькиного.
Ты вспоминаешь, как вернулась из школы с больным горлом и, позвонив бабушке на работу, предупредила ее, что ложишься спать и чтобы она не звонила. Но проснувшись, обнаружила ее на кухне за пирогами.
Ты вспоминаешь, как «заразила» ее любовью к Майклу Джексону, как по-матерински сопереживала она его множественным цепям и ремням на бедрах. Конечно, ведь с ними так неудобно ходить в туалет. Бабушку всегда беспокоила практическая сторона дела.
Вспоминаешь, как скачала ей компьютерную игрушку «Как стать миллионером?». Она в течение недели запускала игру сотню раз в день, просто переписывая все вопросы и правильные ответы на них в блокнотик, пока те не стали повторяться. Чтобы в один прекрасный день начать играть и сразу «вздуть этот компьютер раз и навсегда», с лету дойдя до миллиона, дав 100% правильных ответов из блокнотика.
А еще ты помнишь, что дед с бабушкой очень благосклонно относились к твоим ранним попыткам сочинительства. Это ужасно льстило. В отличие от родителей, боявшихся, что ты уйдешь в себя с головой или еще бог весть чего, дед коллекционировал и бережно хранил в толстой папке все твои детские каляки и перечитывал их перед сном. Говорят, он очень смеялся. Нет, конечно, не при тебе.
Но ты ясно помнишь тот момент, когда прочитала бабушке стишок, посвященный военным летчикам. Там были такие слова:
Великая страна покой обретших,
Прими новопреставленных своих,
Не потому ли плачем об ушедших,
Что мы в душе не отпускаем их?
Она расплакалась. А ты подумала, что она тоже жалеет летчиков.
И ты ставишь в банку четыре свежих тюльпана и улыбаешься. И в который раз обещаешь себе принести краску, обновить надписи на камне.
…Мне порой кажется, что все, что было до сих пор, было не со мной. Настолько сильно мы меняемся с годами. Не то чтобы меня это расстраивало. Скорее обескураживает. Говорят, воспоминания тянут на дно. Я не знаю. Знаю только, что не эти. Эти спасают. Затрагивая самые глубокие струнки, согревают душу даже в тот момент, когда ты считаешь, что отогреть ее невозможно.
У кладбища — ларек с цветами, торгуют бойко. Неподалеку помойка, около нее, поскуливая, крутится огромный пес. Увидев в моей руке кусочек пасхального кулича, он устремляется навстречу.
И в этот миг то самообладание, что поддерживало меня весь минувший час, ослабляет хватку и сжимают в тиски глубокая тоска и безмерное чувство одиночества.
Ноги идут к дому, в глазах слезная пелена, сердце на глухом замке. Эмоции рождают слова, слова сливаются в строчки…
На голове вся тяжесть небосвода,
Сидим мы в полумраке площадей
С собакою косматою у входа
В подземное хранилище людей.
И размышляем, всяк в своем обличье,
О том, о чем Есенин думал встарь,
Что в целом между нами нет отличий:
Я тоже неприкаянная тварь.