А всё почему? По узости чапаем. А она… Незнакомая. Причем — ночью идем. И вдобавок ко всему, с берега, чтобы советские моряки сильно много не интересовались секретными вражескими объектами, прожекторами во всю их дурную мощу, тебе прямо в харю светят.
О створовых знаках при такой «подсветке» молчу просто. Ни черта… Перед самым носом ни черта не видно! Какие уж тут створовые знаки?
На ощупь, можно сказать, по этому каналу идем. И ладно бы, я там батянину казанку вел, в которой кроме пары трижды латаных рыбачьих сапог, вороха старых сетей, да того, что с их помощью из реки достали, больше ничего нет. Тут масштаб совсем другой! Махина… Махинища в моей власти. Я чуток штурвалом подработал, а она уже — в полной готовности. И ни капитана, ни его вахтенного помощника не спрашивает — зачем? Я сказал — надо! И она знает, что я зря не скажу. Надо, значит, надо. Никаких тебе вопросов.
А если я ошибся? Сказал, да не туда. А она меня послушала. И?! В трюмах груза… На многие тысячи! И не рублей. Валюты! А помимо трюмов ещё и палубный груз.
Представляете, как мне та вахта на входе в Грейжмунт стоялась? Не до помполита с его ответственным заданием снять секретные вражеские объекты! Хорошо хоть лоцман рядом. Время от времени подсказывает куда — вправо, влево — и на какой градус штурвал положить. Правда, он все свои команды на международном, английском языке подает. Но тут же, неподалеку, вахтенный помощник капитана — старпом, который всё, что лоцман мне скажет, уже на русском дублировать должен. Ну, и сам мастер, капитан то есть, на мостике. Так-то в наши с вахтенным помощником дела он не вмешивается, но… Он тут самый главный. И ответственный за всё. Так что вроде как и не один ты. И это — успокаивает. Гуртом и батьку бить сподручнее, не то что наш лесовоз в грейжмунтскую гавань завести.
Вот так и иду потихонечку. Слушаю лоцмана, команды, что через раз вахтенный помощник дублирует и работаю рулем. Вправо. Влево. Ещё левее…
Как вдруг… Нет, чтобы на классическом английском, типа «зеро», так лоцман со своим ужасным шотландским акцентом командует — «зиероу». Да ещё… С дикцией, что ли, у него проблемы?! Первую «з» глотает напрочь, так что выходит у него что-то типа «иероу».
Тихо, спокойно так говорит. Не повышая голоса. Но я слышу — «иероу». Что за «иероу»? Куда это? И старпом… Как в рот воды набрал! Молчит. Вместо него мне лоцман команду дублирует. Уже громче. Но опять же, со своим идиотским шотландским акцентом и дикцией дефективной — «иероу». И снова вахтенный помощник — молчок. На всем понятный русский команду не дублирует.
А мне что делать? Я как стоял, так и стою. Как штурвал держал, так и держу. Ни вправо, ни влево его не перекладываю.
И тут лоцман как подпрыгнет с места на полметра… Аж о подволок приложился. Лоцманка с его головы слетела и покатилась сама по себе в сторону мастера. А лоцман — ноль внимания на неё. Как заорет в голос. У меня даже в правом ухе зазвенело. Как лоцман заорет:
— Иероу!
Да я уже давно понял, что «иероу»… Вот только кто бы сказал — чего лоцманюге шотландскому от меня надо? И вахтенный… Молчит, зараза!
Но тут уже капитан понял, что это — не только моё, но и его судно. И он тут, в отличие от меня, главный. А ситуацию как-то разруливать надо.
Один прыжок… Я как-то даже и не подозревал, что при своих серьезных габаритах наш мастер так классно прыгает. Прямо рекордсмен торгового флота по прыжкам с места. Секунда, и он уже у штурвала. Не снимая моих рук, сам… Сам повернул его и на ноль поставил.
Только потом повернулся к вахтенному и спокойно… Очень спокойно, медленно и раздельно, чуть ли не по слогам, говорит:
— «Зеро» — это «ноль».
И пар у него из ушей. Почти вертикально вверх. Со свистом. И тихо-тихо так в рубке. Если бы шум-гам был, так я бы и не услышал, как капитан накопившийся за эти секунды у него внутри пар со свистом через уши стравливает…
В общем, пришвартовались мы. Встали к причальной стенке.
А уже днем выгрузка началась…