— Но и взрослые, те, кто, казалось, мудрее, тоже унижали и оскорбляли меня, — несмотря на то что Катерина давно взрослая женщина, свыкшаяся со своим заболеванием, слезы жгучей обиды выступают на ее красивых карих глазах, без следа тяжелого недуга…
— Наш новый главный бухгалтер — дура дурой! Каждую бумажку изучает по полчаса! Я ей — давай, подписывай! Чего читаешь! А она хлопает на меня своими тупыми глазами, овца! — обыденно и почти без злости рассказывает моя коллега, человек с высшим образованием где-то в области коммуникативных технологий, о новом сотруднике в отделе бухгалтерии, под шумное одобрение некоторых своих коллег…
— Послушайте, ну нельзя же так одеваться! Тетке за сорок — чай, не девочка уже! Задница, как у слона, целлюлит свисает со всех сторон, волосы крашеные, а она все молодится, все мужиков привлечь пытается! Просто вселенский ужас! — в директорской приёмной ведут светскую беседу две скучающие секретарши, которые сами, точь-в-точь, самым чудесным образом попадают под свое же экспрессивное живописание…
Подобный светский «small talk» — неотъемлемая часть нашей повседневной жизни. Где-то выражаются более высоким, но не менее калечащим сердца и души, слогом. Где-то, без стыда, попросту прибегают к площадной брани, не скупясь в выражениях.
Я провел небольшой, длиной в неделю, эксперимент. Стал внимательно прислушиваться к тому, что и как говорят мои коллеги в адрес своих коллег и знакомых — общим числом двенадцать высокообразованных голов и красноречивых ртов. Пятеро, этакая могучая кучка, костяк, ядро, а также «ум и совесть» нашего коллектива, изо дня в день, на протяжении всех семи дней то и дело участвовали в подобной «светской беседе». Чьими героями, с переменным успехом, становилась та или иная знакомая или не знакомая нам жертва. Причем выражения и эпитеты в адрес тех, кто вызывал их справедливое и не очень негодование, были самые красочные и уничижительные (я, в который раз, был поражен «величием и могуществом» родной речи).
Четверо в этих незамысловатых обсуждениях напрямую не участвовали. Но и в то же время не забывали всячески поддакивать и кивать в такт вылетающим из грязных ртов-отстойников словесам — то ли по причине своей еще не полной испорченности, то ли по причине страха не отстать от дорогого им коллектива и тем самым не вызвать на себя огонь своих коллег.
Трое от словесной грязи держались поодаль. Всего трое, которые, в свою очередь, вызывали вполне тихое негодование у оставшихся девяти за свое якобы горделивое нежелание участвовать в «светской беседе». (Русский человек до сих пор, исторически и генетически, ох, как не любит тех, кто откалывается от массы, от коллектива — будь то работа, совместная попойка или обсуждение за глаза). Из двенадцати высокообразованных, достойных всяческого уважения человек — как каждый из них считает, всего трое, менее достойных, гордых и необщительных.
Для многих из нас брань уже перестала быть бранью, а оскорбление оскорблением. Обычное негодование в чей-то адрес, которое для «неоттюнингованного» уха часто напоминает нескончаемый поток вербальных помоев, нивелируется до уровня «нормальной фени». Вроде уже и не язык — феня, но тем не менее «нормально!». Ясное дело, если слышать одно и то же тысячу раз на дню, то реагировать на это перестаешь. Либо реагируешь менее остро, теряя ощущение того, что нормально, а что нет. Отсюда матюшок в общественном транспорте уже давно не вызывает немедленного отторжения. Отсюда нашему начальству давно позволительно обложить нас трехэтажными сооружениями из инвектив и обсценизмов, и мы даже не обидимся. Отсюда некоторым кажется, что: «да все у нас нормально», «ничего особенного» или «у нас такого нет — все это излишняя интеллигентская рефлексия».
Не обязательно слова-камни должны быть увесистыми и острыми — площадной бранью и незавуалированными оскорблениями, чтобы попасть в цель и ранить. В образованном обществе культурных людей, портовой матерщиной действительно пользуются нечасто. Но от этого «высоколобые» и «литературные» аллюзии и инсинуации, «умные» спекуляции и экивоки звучат нисколько не менее обидно, а часто убивают наповал.
В нашем обществе принято быть сильным. Силу мы очень уважаем и к силе мы стремимся. Даже если сила грубая и за счет других. В нашем обществе к громкому приказному тону, к хамству и оскорблениям, к откровенной брани принято относиться с пониманием и даже с уважением. А прилюдные слова любви и нежности вызывают в нас зуд по всему телу, называются проявлением слабости и часто порицаются. Здесь, весьма кстати, вспоминается ранний библейский и поздний фрейдовский тезис: «Часто в силе — слабость, а в слабости — сила». Для осмысления которого, впрочем, у нас, быстроживущих, похоже, времени не остается.
Слова-камни свистят у виска и иногда попадают в цель — нас с вами. Гораздо чаще, чем слова поддержки, понимания и любви, которые заставляют нас жить дальше. Попадают даже в тех, кто давно оброс антибранным панцирем к таким словам-булыжникам. И тогда в ответ они швыряют еще более увесистые валуны, чтобы ранить побольнее.
Часто мы не задумываемся над тем, какую помойку из мыслей и эмоций, на вербальной основе, мы невзначай вываливаем на тех, кто этого не заслужил. Часто мыслим как настоящие извращенцы, называя черное белым, слабое сильным, дурное хорошим. И боимся выступить на стороне слабых, дабы самим не выглядеть слабаками. Часто предпочитаем отсидеться в своей уютной башне из слоновой кости, соблюдая удобный нейтралитет.
Понятно, так лучше. Привычнее. Выгоднее. А кто из нас способен сделать шаг вперед и выйти из строя? И можем ли мы себя уважать за то, что его не делаем? Не знаю…