Это в детстве, когда слушаешь бабушкины сказки, кажется, что все мы будем жить долго и счастливо. А потом приходит время взрослой жизни и ты понимаешь, что «счастливо» — это кому как. Одному и синицы в руках — более чем. А другой бежит, бежит за журавлём, в небо поглядывая, и никак ему не понять, что там, в вышине почти запредельной, совсем не птица удачи, а так… Мираж только. Обманка. Счастье, оно, как правило, разное. У каждого своё.
И время, ниточкой жизни намотанное на веретено судьбы — тоже. У всех для него что-то свое припасено. Вот у Сереги, как оказалось, лодка-казанка в наследство.
У меня же — девятка с форкопом. Ну, Серёга и давай меня уговаривать — поехали, мол, заберём. А что уговаривать? Для бешеной собаки сотня лишних верст — не крюк. Сели да поехали. День туда, день обратно. Полторы тысячи под колёса кинули. Хотелось бы хоть на денёк задержаться, блесну на щучку раз-другой кинуть, да… Не пускают грехи пока в рай.
Как задержишься, когда работа? Я уж её и так, и эдак… Который год уже! А она даже смотреть в сторону леса не хочет. Вот такие дела… Как ни крути, а за выходные надо обернуться. Так что пришлось только туда и обратно с ночевкой на месте.
Главное — дело сделали, довезли ценный груз в целости и сохранности. Конечно, с приключениями. Как на наших дорогах, да без них? Пресно как-то. Да и скучновато. Едешь, едешь… И вдруг — бац, слышишь — звук, идущий сзади, от прицепа, изменился…
С приключениями, с приключениями — но довезли до места, разгрузили.
Хотя, вообще-то, не в казанке и даже не в наследстве дело. А в тех местах, где ты родился. В них же потом много-много, почти два десятка лет рос. А как вырос, так и уехал. Искать то самое «счастливо». Которое не отцово-материно, и даже не дядькино — твоё. И только твоё.
Правда, дорожка эта поисковая нередко уводит ох, как далеко от дома. И надолго.
И приятеля моего увела. Не так, чтобы очень далеко. Что для России, с её просторами, семь сотен верст с небольшим хвостом? Пусть и в одну сторону. Так, брызги. Но вот по времени… Надолго. Надолго дорожка его судьбы увела моего приятеля от тех мест, где он родился и вырос.
Может, поэтому и была у него такая неподдельная радость по поводу своего, пусть такого короткого и временного, но возвращения?.. Мы как заехали в этот его поселок, так он меня часа полтора по нему всё возил, показывал…
Тут, мол, стоял дом, в котором я родился. Здесь — музыкальная школа. Меня в неё ещё брать не хотели. Я мелкий был, боялись, что баян не удержу. С этой горы мы катались на санках, а внизу, у дороги, которую надо было проскочить, ставили дежурного, чтобы он сигнализировал, если машину увидит…
У них там ГЭС какая-то в поселке, стоим на плотине, а под ней — проход для лодок, и с Белого моря в этот проход, прямо ныряя под нас, в сквозной створ, казанка идёт по реке. Приятель и говорит:
«Ты не представляешь, что у меня сейчас на душе творится. Я бы прямо с плотины сиганул вниз и с мужиками бы — на рыбалку. А ведь сколько стоим, и одна… Всего одна казанка! Сколько бы их сейчас тут сновало, попади мы с тобой, хоть на десяток-другой минут, в то время, когда я пацаном был. А тогда народ по шестидневке работал. Как раз в субботу с вечера уходили мужики в море за сельдью или треской, чтобы вернуться только в воскресенье к ночи. Обычно мы именно здесь останавливались. Мужики бутылочку распечатывали, а мы, пацаны, выламывали крепкую палку, продевали её в ручки двух-трёх 20-литровых канистр, саму палку — на плечи, и попарно с канистрами — на заправку, которая выше по берегу, по направлению к станции стояла».
Так, конечно… Время уже другое. Не только казанок меньше стало. Но и домов много полуразрушенных, с заколоченными окнами. Приятель показывает — вот железнодорожный клуб, в который я на танцы бегал, а потом и сам в ансамбле играл. А клуб тоже закрыт. И окна в нём — крест-накрест досками.
Хотя так в посёлке чистенько, прибрано. Часть магазинов стоит заколоченная, но есть и те, что торгуют. Ассортимент приличный. Правда, цены если не заоблачные, то близко к тому, и мурманских товаров практически нет. Из ширпотреба, как обычно, Китай, а продукты, по большей части — или Питер, или Москва. А когда-то каждый детсадовец мог рассчитывать на кружку молока. Пусть и не парного, но от своего, поселкового стада. И это — за Полярным кругом!
В общем, получил приятель казанку в наследство. И довезли мы её в целости и сохранности до того места, где она ему уже теперь будет служить верою и правдою. Как когда-то его дядьке служила. А может, и сыну приятеля послужит…
Вот только жаль, своим детям мы не сможем оставить в наследство те места, в которых выросли. Потому что их уже нет. Даже если они и сохранились на нынешних картах…