И мне казалось, что диета во время Великого поста — это очень удобно. Тем более что большинство кафе и ресторанов составляют в это время преимущественно постные меню, и лучшие кулинарные умы города, где я живу, воспаряют к гастрономическим высотам, пытаясь сделать из вареной капусты с огурцами вперемежку с морковью по-корейски хоть что-нибудь съедобное.
А поскольку мне нет никакого дела до просветления, до благодати с жертвенностью, то сакральная суть любого поста для меня лично заключается в том, чтобы без труда влезать в любимые джинсы. Во время поста мне удобнее сбрасывать все то, что нажито прежде «непосильным» трудом — удобно худеть без особых усилий.
У Егора, моего религиозно настроенного товарища, другое мнение. Он, любитель измываться над самим собой с помощью всяких принципов и моральных кодексов, частенько пытался изгнать беса чревоугодия, живущего в моем холодильнике — круглый год резко критиковал вкусные чесночные колбаски, курицу-гриль и пирожные с заварным кремом, неизменно появляющиеся там.
Ладно бы поближе к Великому посту, «в преддверии», скажем так. А тут сразу же после празднования Нового года заявляется ко мне и вопросом — к стенке:
— Ты собираешься держать пост?
— Конечно, Егор! Глянь на мой живот — килограммов семь-восемь надо скинуть.
— Ты собрался держать пост, чтобы похудеть?
— Нет, для того чтобы меня причислили к лику святых. А что?
— Нет-нет, ничего, все хорошо.
Нужно сказать, что к Егору я отношусь с глубочайшим уважением. Он всегда нравился мне своей несгибаемой волей, умом и доброжелательностью. И его религиозность со скромностью в одежде, с отсутствием вольностей в поведении, с привычкой регулярно ходить в церковь ничуть не мешает нашей дружбе.
Напротив, будучи двумя антиподами, мы вместе составляем одно целое. Мы нужны друг другу. И, наверное, я ему больше нужен — он укрепляет свою веру, глядя на меня, неисправимого агностика.
— Вячеслав, ты знаешь, что верующие люди держат пост по иным причинам?
— Слыхал… Но я тут при чем? Я же не православный, да и не христианин, по большому счету. Так, не разбери-поймешь, вроде крещеный, но что толку-то! А крестик держу при себе на всякий случай. И уверен, что мировому духу плевать с небес на то, чем я обедаю.
— Все ты прекрасно понимаешь!.. Ты своей «диетой» просто-напросто насмехаешься над идеей поста. Уничижаешь ее!..
— Спокойно, Егор… Неужели, съев с аппетитом жаркое из свинины на твоих глазах, я нанесу оскорбление твоим религиозным чувствам?
— Да дело не в моих чувствах. И не в оскорблении — настоящее религиозное чувство оскорбить невозможно…
— Золотые слова!..
— … а в том, что ты сам знаешь, что поступаешь плохо. И этим ты наносишь непоправимый ущерб своей совести.
Ух, как интересно!.. Я с нескрываемым возмущением, и глядя своему товарищу в глаза, начал заново открывать его для себя. Моя «совесть» тоже с любопытством уставилась на Егора.
— Ага, я понял. По твоим словам, я пришел греться к чужому погребальному костру? Имею, так сказать, свою выгоду от чужого несчастья?
— Пост — это великое счастье…
— Егор!.. Знаешь, давай оставим этот сложный вопрос сейчас, вернемся к диетам. Ты хочешь сказать, что моя диета в пост плоха только потому, что я знаю, что это плохо?
— Все правильно. Пост ради диеты — это настоящий грех. Это очень плохо!..
Я замолчал и «совесть» отвернулась — нам не интересно стало. Стыдно тоже не стало. Только есть захотелось, и бес чревоугодия быстренько напомнил: «Там, в холодильнике, курочка-гриль тебя дожидается. А мировому духу на тебя наплевать! Садись за обеденный стол живее…».