А вот я открыл, что так называемая мужская дружба имеет все признаки вяло текущего алкоголизма. А дружба с женщиной гораздо приятнее, полезнее и к тому же продлевает жизнь.
Только для дружбы с женщиной выбирайте себе в друзья не по принципу смазливого личика и с его все побеждающим желанием затащить вас в загс, а по принципу ума и каких-нибудь других целей в жизни, кроме выскочить замуж и нарожать детей.
И тогда вы заполучите настоящего друга, всегда готового дать совет и придти на помощь. Конечно, если у вашей подруги со временем все же не возникнет непреодолимое желание перевести вашу дружбу в другую, еще более приятную плоскость. Впрочем, даже тогда вы ничего не теряете. И даже наоборот, приобретаете. Приобретаете нечто настолько уникальное, что вам могут завидовать все мужчины. А именно — дружбу и любовь в одном флаконе.
С мужиками же — смертная тоска и сплошное пьянство. Стоит двум мужикам собраться вместе, даже по самому важному и нужному делу — ну, там машину починить, крышу подлатать или огород вскопать, как венцом всех этих благих свершений всеобязательно будет что? Правильно. Пьянка.
Снял я себе новый дом в деревне и, чтобы как-то навести мосты с местным населением, наивный и неопытный, сначала пошел к соседям справа. Меня встретила пожилая пара добротного крестьянского пошиба. Она — крупная, «окающая» и «гакающая» мать семейства, которая вовремя убежала по хозяйству. Он — еще более крупный, с рабочими руками-лопатами и задравшейся поверх живота тельняшкой, — весело мне подмигнул и достал литровую бутыль какой-то мутной жидкости.
Я к ним с коробкой шоколадных конфет, а они в меня самогонкой… Всего-то ничего, всего-то «по сто грамм», «чисто за знакомство», «как не выпить с хорошим человеком», которые оказались ста граммами каждые пять минут, а пробыл я у них не меньше часа. Все мои двадцать два «Мне нужно идти», «У меня на плите суп кипит», «Я не могу столько пить — это антигуманно» были биты одним увесистым аргументом: «Ты меня уважаешь?»
Как я оказался дома — я не помню. Весь последующий день я провел, мучаясь головной болью, отсутствием аппетита и давая себе клятвы никогда не пить ничего крепче пива.
В конце недели ко мне пришли соседи слева. Молодая пара со всеми признаками продвинутости и материальной обеспеченности. Пара пригласила меня к себе, и я, полагая, что с этими уж точно не напьешься, не долго думая, поспешил в их хоромы.
Он включил «плазму». Достал из бара бутылку коньяка, и знакомство началось. Когда бутылка была осушена, она пошла мыть посуду, а мы вывалились на двор подышать и… продолжить знакомство.
Поскольку коньяка уже не было, хозяин откуда-то выудил литровую бутылку «домашнего вина», как он гордо заявил, и я согласился выпить «совсем чуть-чуть, за знакомство».
Домашнее вино оказалось смесью вишневого сока и водки, и довольно крепкой. Я все порывался уйти домой, но, стоило мне попытаться встать со скамейки, чтобы неровным шагом направиться домой, как мой сосед тут же начинал обижаться, и я, чтобы как-то загладить свою вину перед ним, был вынужден снова скрепить этот мирный договор стаканчиком «домашнего вина». Так продолжалось — я вскакивал, чтобы пойти домой, он обижался, мы выпивали — раз десять, пока бутылка не опустела.
Тут я было подумал, что вот он, мой звездный час, и уже запетлял по направлению к калитке, но мой новый друг рявкнул «Минуточку», исчез в дверях и ровно через минуточку появился с полуторалитровой бутылкой пива.
«Не-е-е, я не буду», — было заблеял я. Но сосед меня не услышал, лишь молча открыл бутылку и сунул мне в руки. «Пей. А не то я обижусь», — с угрожающим видом, но нежно сказал он мне. Я понял, что выбора пить или не пить у меня нет. И сделал пару глотков…
На следующее утро у меня раскалывалась голова, болело все тело, и к тому же мучило чувство вины. Я пообещал себе больше никогда не пить ничего, даже пива.
Но уже на следующие выходные я пришел после работы, чтобы в саду моего снимаемого дома обнаружить хозяина этого дома и кого-то еще. Они были уже слегка навеселе и, хотя один видел меня всего два раза, а другой вообще никогда не видел, весело заорали, словно повстречали своего ближайшего родственника, которому были должны сто долларов: «О-о-о, какие люди в Голливуде! Присаживайтесь… Э-э-э, как, говорите, вас зовут?»
Я начал упираться, придумывая отговорки, одну идиотичнее другой: что у меня болит голова, что в руке у меня зашита противоалкогольная ампула, что мне надо срочно собираться и уезжать на Северный полюс. Ничто не помогало. Меня силой усадили за импровизированный стол, дали рюмку размером со стакан и налили в нее до краев вонючего самогона.
Я пытался закусывать самой жирной пищей, засовывая в рот куски сала. Запивать все это компотом и минеральной водой. Пытался пропускать тосты, следующие один за другим, — там, где кончался один, тут же начинался другой. Чтобы уже через час, если не ошибаюсь, после третьей бутылки на троих, трезвыми остатками мозга понять, что я пьян в дымину.
Под предлогом похода в туалет я отполз совсем в противоположную сторону, доковылял до дома, открыл дверь и как был завалился спать. Но уже минут через десять забытья был разбужен оглушительным грохотом в сенях.
Мои новые приятели, не дождавшись меня из туалета, не нашли ничего лучшего, как отправиться на мои поиски. У хозяина был ключ и он, открыв входную дверь, не рассчитав траекторию своих заплетающихся ног, споткнулся о высокий порог и со всего маху грохнулся всей стокилограммовой тушей на пол. Грохот от падения тела был усилен опрокидывающейся этажеркой со всяким хламом, которая стояла у входа и за которую он напрасно спасительно ухватился.
Я вскочил в постели, спьяну сначала подумав, что началась война и рвутся вражеские снаряды. Потом подумал, что ко мне забрались воры. А потом докумекал, что мои два новых друга не смогли остаться равнодушными к моей пропаже, в темноте заблудились, не рассчитали силы земного притяжения, высоты порога и всего прочего, что всегда мешает, когда человек под мухой.
Высунувшись в сени, я увидал, что хозяин мерно храпит, припорошенный рассыпанными гвоздями, баночками и скляночками. Сильно качающийся из стороны в сторону силуэт его приятеля маячил уже за воротами. И поэтому я лишь тихо прикрыл дверь и отправился высыпаться.
На следующее утро около полудня я растолкал полуночного гостя. Тот что-то прохрюкал, протер глаза увесистой ладошкой размером с шестнадцатикилограммовую гирю и радостно заорал: «О-о-о, какие люди в Голливуде! Э-э-э, как, говорите, вас зовут?» С трудом поднялся и… предложил опохмелиться.
«У меня есть», — хитро подмигнул он. Я вспомнил о вчерашней самогонке и со всех ног кинулся на двор. Облегчив свой изнасилованный вчера желудок и прополоскав рот водой из-под крана, я, пошатываясь, вернулся, чтобы лицезреть довольную рожу хозяина, сидящего за столом в обнимку с бутылкой мутной жидкости…
С тех пор я предпочитаю одиночество и уединение. Или в крайнем случае стараюсь водить дружбу с женщинами. Они хотя и редко воздерживаются от того, чтобы в какой-то момент наших дружеских отношений не начать придавать им романтический оттенок, по крайней мере, не спаивают меня.
А мужики… мужики все норовят напиться. Причем утонченно, на изящный деревенский манер называют это «выпить сто грамм» или «пять капель», и «ни-ни, не больше, что мы алкаши какие, что ли?» И теперь всякий раз, как меня кто-нибудь зовет помочь или я вынужден пойти в гости, я быстро помогаю и интеллигентно так, пообещав вернуться, даю деру.
А из гостей предпочитаю уходить по-английски. Уже через полчаса. Иначе пощады не жди.