Не знаю, как там насчёт силы и удачи наших вождей, но согласно международным рейтингам Россия по политическим рискам находится на одном уровне с этой замечательной африканской республикой.
Я подозреваю, что у российских вождей нет специальных холодильников для печени врагов. Однако жить в России, тем не менее, опасно. Риск преждевременной смерти у нас в стране составляет примерно 13 смертей на одну тысячу человек в год. В процентном отношении это 85% от всех смертельных исходов (для сравнения: в развитых странах риск преждевременной смерти — не более 50%).
В Москве частота убийств составляет 9,6 на 100 000 жителей в год, что при населении в 10 миллионов человек ставит её на пятое место в рейтинге самых опасных для жизни городов мира. Теперь убивают даже в центре Москвы среди белого дня.
По стране число умышленных убийств на 100 тысяч населения ещё выше, и достигает 16,5 в год. Хуже только в Южной Африке. Уровень убийств в России в 3 раза превышает аналогичную статистику в США и в 10−15 раз в странах Евросоюза. В рейтинге самых криминальных городов России лидируют Сургут, Тюмень и Пермь.
При этом тысячи граждан пропадают в России без вести. Для милиции это весьма удобно: нет трупа — нет преступления. Информация о пропавших без вести засекречена, однако отрывочные сведения просачиваются в публичное пространство. Так бывший начальник российского бюро Интерпола Владимир Овчинский заявил в СМИ, что в 2008 году в России пропали без вести 50 тысяч человек.
О каком ведении бизнеса и инвестициях может идти речь, когда правоохранительные органы недееспособны, а если кого и защищают, то только представителей власти да самих себя?! Приехав в Россию с бизнес-проектом, иностранец рискует либо сам попасть за решётку, либо быть убитым. Как, например, американец Пол Хлебников, возглавлявший международный журнал «Forbes». Загадка, но российская Генпрокуратура почему-то зациклилась на том, что Хлебникова убили дикие чеченцы. Нет ли здесь перевода стрелок с истинных заказчиков убийства на назначенных?
Сколько отечественных предпринимателей гибнет от рук бандитов — даже упоминать не стоит. Достаточно пройтись по кладбищу в любом крупном городе и посмотреть, кто там похоронен и в каком возрасте. Подозреваю, что преступность при нынешнем политическом режиме резко упадёт, лишь когда всё украдут, всех изнасилуют, а годных объектов для покушений на убийство не останется вовсе.
В то же время властные структуры в России не прочь воспользоваться ухудшающейся криминогенной обстановкой для укрепления своего положения. Позиция властей проста: мы — последний бастион, без нас всё пойдёт вразнос, развалится и наступит хаос. Однако хаос уже наступил.
По сути, в стране идёт необъявленная гражданская война. В первую очередь это касается регионов Северного Кавказа, которые превратились в своеобразную российскую Палестину. Однако и в Москве произошли массовые уличные националистические столкновения. Существенно растёт число террористических актов: так, например, в 2009 году их было больше, чем в 2008-м, почти на 50%. Если посмотреть статистику за последние десять лет, то видно, что годовое количество терактов выросло в пять с лишним раз. Признание независимости Абхазии и Южной Осетии привело к росту сепаратистских настроений в самой
Поведение властной вертикали в сложившейся ситуации психологи назвали бы отрывом от реальности. Режим пытается построить унитарное полицейское государство. Сооружаемая конструкция в состоянии просуществовать определённое время, однако впоследствии при её демонтаже не исключены вооружённые столкновения.
…Международная правозащитная организация «Freedom House» относит Россию к несвободным государствам. В исторической перспективе подобные политические режимы долго не живут. Но зачастую они успевают начать массовые репрессии прежде, чем окончательно развалятся.
Каждый находит в истории аналогии, исходя из собственных воззрений. Лично я готов припомнить недавние события в Тунисе, в январе 2011-го. Стало понятно, что авторитарный режим рассыпается, когда против него на улицы городов выходят простые люди, мобилизованные Интернетом и объединённые желанием перемен.