А вообще-то понятно, о чем я? Вы слышали нижегородский говор? Нет, не в художественных фильмах, где актеры «ворочают» на О, а потом все-таки сбиваются на свой московский. Слушать надо на документальной ленте в исполнении самого нижегородского нижегородца — Алексея Максимыча. Ни с чем не сравнимое удовольствие! Музыка просто!
К сожалению, я уже не говорю на правильном нижегородском. Выбили из меня эту «чушь» на филологическом. У меня даже нашего фирменного чай в лексиконе не сохранилось… По определению, язык — это совокупность тех говоров, наречий и поднаречий, на которых говорит народ. Но я не очень буду вдаваться в теорию — скучно это. Я о том, что снится мне деревня со всеми ее порядками, обычаями, нравами, бытом. И со словечками…
В нашем селе и в соседних окали. Но не так круто, как на севере области: там молоко. А у нас с редуцированным предпредударным гласным: мЪлоко. Некоторые исследователи говоров считают, что оканье напрягает грудную клетку, и голос поэтому не безличен и не вял. Во как! На юге же области — крутость в противоположную сторону:
Из вечной бронзы выкован
извечный русский выговор,
чеканное, глубокое
то аканье, то оканье…
(В. Гордейцев. Родная речь)
Каждый считал свой говор чуть ли не эталоном, над инакоязычными насмехались. И вправду чудно: цово? церпай из ведра цашкой! Или опять в противовес: чэрвонец — чэна эдака за чэнтнер? Вот так менялись ц и ч местами, причем ц звучало нежно и ласково, а ч — твердо, с придыханием, кончик языка прижимался к среднему нёбу. Из фонетических особенностей родного нижегородского запомнилось еще проглатывание безударного е, например, в глагольных окончаниях: сделат, мешат, выполнят. Иногда терялись и согласные: в (трау, короу, деушка), б (баушка).
Я всегда считала, что в селе нашем говорят часто, то есть быстро. Но когда стала жить в городе, поняла, что в селе у нас поют. Из-за интершума мегаполис заставляет говорить быстро, кратко, сокращать слова. Однажды в поезде попутчица, коренная горожанка, сказала мне интересную вещь: городской язык неискренний. И объяснила это как раз торопливостью, невозможностью переспросить. Не расслышал, уточнить бы, а собеседника людская лавина уже далеко оттеснила — махнешь рукой только…
Фонетические процессы в языке — это интересно, но несравнимо интереснее формирование его лексического запаса. С вами не бывало так: среди заморских блюд вдруг захочется отыскать хрустящую горбушку, картофелинку в мундире и соленый огурец из бочки? Вот так и в речи — иногда ощущается просто физическая потребность поговорить на родном наречии, сменить движения артикуляционного аппарата: налить котенку молока в чаплыжку, принести летвиньи корове, пырку покормить, а потом позвать шабренку на завалинку: «Адя, покалякаем!» Но теперь ничего этого уже не будет. Нет той деревни, которая говорила на этом языке, деревня нынче многонациональна. И искать диалектные слова чистого, так сказать, происхождения так же трудно, как и найти коренных жителей.
Кстати, знакомое адя встретила в появившемся не так давно слове адяжка. Горжусь, что некоторые языковеды относят это слово (только слово!) к коренным нижегородским. В словаре городских диалектов (есть, оказывается, такой) это слово написано и в варианте одяжка. Но мне кажется, что если уж все-таки употреблять, то адяжка. Мое адя от айда, пойдем, иди. Адяжка — это же человек, вечно идущий, вернее, бредущий куда-то… Не буду больше считать грубым чебурахнуться — упасть, свалиться. Прочитала, что Э. Успенский дал имя своему Чебурашке по подсказке дочери. Она упала в тот момент, когда он мучился в поисках имени своему герою: «Ну, и чебурахнулась, ногу ушибла!» Может, байка… Но как объяснение мне годится.
Надо, наверное, заметить, что говор и диалект — не одно и то же. Говор — наименьшая составляющая, далее уже не делится. Студентам-филологам приводят такой пример: говор может существовать в одном единственном населенном пункте, как, например, в д. Деулино на Рязанщине. Говоры образуют диалекты.
На лексику той или иной территории оказывают влияние народы других национальностей, проживающие рядом. Так, например, у нас в селе запросто употребляли татарские слова ашать (кушать), чилибей (жених), кая барасам (куда пошел?) и много других. Давным-давно якшались, то есть, дружились, русские и татарские люди, жившие в километре друг от друга. Кстати, воробья почему-то называли тоже
Нижегородский край населяли и населяют не только татары, но и мордва с эрзянским и мокшанским диалектами. Им обязан своим названием славный город Арзамас. Цоканье и чоканье, кстати, пришли из этих наречий.
Любой человек может научиться другому языку, и не одному даже, а вот что касается диалекта, наречия — это под силу далеко не каждому. Из какого-то фильма про шпионов помню, что это лучше удается людям с хорошим музыкальным слухом.
«Мы, горьковчане, — те же агличане, только наречие другое», — вычитал где-то мой сосед и говорит это всякий раз, когда ученая внучка просит его не употреблять деревенские словечки. Я как-то спросила деда, можно ли, по его мнению, выучить деревенский язык. Он и мне учено ответил: ну, выучишь, мол, а кто же знать-то будет, что ты именно на ём калякаешь?