Ценность серебра определялась красотой его, химической стойкостью и, конечно же, редкостью металла в природе. И в последнем смысле ценность эта падала с обнаружением все новых и новых месторождений.
На заре цивилизаций, когда серебро использовалось как деньги в странах между Индом и Нилом, оно стоило всего в два с половиной раза дешевле золота. Когда серебро стали добывать, в частности, в Греции — в IX в. до н.э. — оно против золота было дешевле раз в пятнадцать.
Истощались серебряные рудники Западной Европы — и на сцену вышло японское и американское серебро. Стоимость его уменьшалась, но не настолько, конечно, чтобы исключить этот красивый металл из числа драгоценных.
Вот и настала пора ответить на вопрос заголовка. Серебро добывали ужасным, бесчеловечным образом! Добывали серебро из руды амальгамацией.
Смысл процесса — в свойстве другого химического элемента, ртути (Hg, Hydrargyrum, от греческого «хюдраргирос» — жидкое серебро), образовывать с металлами амальгаму, растворяя металл, отделять его таким образом от пустой породы. Затем ртуть возгоняется, и образуется крица — неправильной формы кусок из чистого пористого металла. Эти куски легкие; чтобы удобней было перевозить, такое серебро переплавляли в слитки. Древний Рим таким вот амальгамированием добывал золото, Карфаген — серебро.
И вот — открылась Америка. Добыча серебра в Центральной и Южной Америке была основана на местных серебряных рудах и… на привозной ртути. Одно из значительнейших южноамериканских серебряных месторождений было открыто в 1546 году в горах Серро-де-Потоси. Добыча серебра здесь держалась на ртути из испанской Альмадены (месторождения, сохраняющего свое значение с древности по наше время).
Уже к концу XVI века производство серебра из месторождения «Богатой горы» (Серро-Рико) было вполне промышленным. Опасности добычи руды в условиях высокогорья, в сейсмически опасном районе вполне окупались дешевизной рабочей силы. От шахт караваны повозок доставляли серебряную руду к месту переработки. С помощью водяных колес (а вода поступала из горного водохранилища, от таяния снегов) руду измельчали, молот этот полуфабрикат дробил в «муку».
Затем рудная мука в специальных мощеных резервуарах смешивалась с ртутью. Естественно, с ртутью холодной — чтобы не испарялась до времени. А смешивали рудную муку с ртутью в тесто многочисленные индейцы — ногами. День за днем месили это тесто — болели, умирали, пытались бежать от неминуемой гибели, но, будучи пойманными, возвращались к этой жуткой работе. Силы давала жвачка из листьев коки.
Горняцкий поселок Потоси в Андах, «город-язва», по выражению французского историка Ф. Броделя, собрал в себе более ста тысяч человек, по некоторым данным — до двухсот тысяч. И люди эти были — рабы. В поселке ничего не стоила человеческая жизнь, но курица стоила 8 реалов…
XVI — XVII века — пора расцвета колониального города Потоси. Если не рабам, то хозяевам добыча серебра приносила огромные прибыли — основанные и на легальной, и на контрабандной торговле серебром. От той поры остались в городе старинные постройки высокого художественного достоинства.
Умирание города началось в середине XVIII века, когда явным стало истощение запасов руды. К 1825 году население Потоси уменьшилось в тысячи раз — и упало до восьми тысяч человек!
Потоси в прежнем своем качестве — города-шахты — продолжает существовать и сейчас. Истощенное месторождение все же содержит малые количества руды, и это обеспечивает работой местных горняков. Конечно, с прежних времен, с шестнадцатого века изменилось многое. Другой стала технология — строить ее на довольно дорогой ртути все же бессмысленно. Появились совершенные способы очистки серебра. Наверное, иным стало отношение к человеческой жизни.
Как и столетия назад, горняки спускаются в забой, поддерживая себя все той же кокой. Кстати, такое использование листьев коки в Боливии (как и вообще в Андах) считается традиционным — и президент Эво Моралес выступает за легализацию именно такого использования (утверждая неравнозначность листьев коки и кокаина). Будто бы жизнь в условиях высокогорья без листьев коки немыслима (а Потоси, отмечу, город очень высокогорный — четыре с лишним тысячи метров над уровнем моря).
А еще Потоси сейчас существует в качестве центра туризма. Почти пятьсот лет живет город. Ценность Потоси для мировой цивилизации была признана в 1987 году, когда этот город оказался включен в список Всемирного наследия ЮНЕСКО.
Привлекают туристов и собственно памятники старины, и экзотичность турпродукта. Находятся люди, готовые на себе испытать прелести горняцкого труда. Вот — фотодневник одного из путешественников. Среди прочего на меня особое впечатление произвела именно фотография горняков — комок коки за щекой, в руках пакетики с листьями.
А вот как одна из туристок описывает экскурсию в шахту:
«Я попала в шахты благодаря экскурсии, которая последние годы стала очень популярной в Потоси. Группы из 10−15 человек привозят к горе. В течение 3−4 часов показывают все стадии производства, проводят в шахту, иногда даже на самый низший уровень. До конца доходят не все. Кому-то становится душно, кому-то страшно… Я шла в хвосте. Только встроилась в ритм чавкающих вперед сапог, как в лицо мне с грохотом выстрелил поток воздуха и песка — прорвало трубу, снабжающую шахту воздухом. Я еле-еле успела прикрыть лицо рукой. Вся голова и рот в пыли, руку очень щипет, я ничего не вижу, дышу кое-как. Главное, я в секунду осознала, мы ведь сейчас идем так же, как они — в неизвестность, и никто ни от чего не застрахован. Руку мне облили спиртом — он тут в ходу… Я пришла в себя в крошечном музее, который расположен прямо в шахте. Как раз оттуда уже некоторые решили возвращаться на поверхность. Я собралась и решила, что дойду до конца…».
Туристы отмечают странное впечатление, которое производит на них посещение Потоси. На это впечатление работает все: и общий колорит пейзажа, и доминирование над местностью красного конуса Богатой горы, и разрушающиеся памятники архитектуры, и неразговорчивость местных жителей, и культ шахтерского бога Эль-Тио, Старика, хозяина Богатой горы — сурового, даже жестокого. Такого же жестокого и сурового — как сама жизнь горняка.
Что это для заезжего путешественника — экстрим? Может быть… Но, на мой взгляд, вот именно так история очеловечивается. Так наполняются смыслом сухие строчки учебников. Испытав хоть в малой степени то, что было повседневностью для других людей, — не становимся ли мы восприимчивее и добрее?