Древние предки португальцев, провожая свои корабли в море, считали, что западнее этого мыса уже ничего нет, кроме бескрайнего океана. А оказалось, что настоящий «террафине» находится-то в Южной Америке, там, куда пришли-таки потомки отчаянных испанцев-португальцев. Вот уж где настоящий край земли — Огненная Земля! Не зря самые высокие холмы Рио и Лиссабона венчают одинаковые, раскинувшие руки в широких объятиях величественные фигуры Спасителя. Хотя аргентинцы хитро добавляют: «Бог — везде, но принимает он только в Буэнос-Айресе». И я с ними согласна. Именно там, в Аргентине, его приемная.
А теперь представьте себе на карте треугольник Южной Америки с острым хвостиком вниз, к Антарктиде. На самом острие этого хвостика вытянутой желтой соплей с Севера на Юг континента сходятся Чили и широко разлегшаяся Аргентина (восьмая по величине страна мира!). А острие это отделено от континента Магеллановым проливом, и называется это острие Огненной Землей. Географически корректно называть этот сумасшедший кусок суши островом Осте. И самое южное острие этого острова — псом стерегущее континент — мыс Горн, за которым земли уже нет: там буйство проклятого пространства между пятидесятыми и ревущими шестидесятыми широтами, а за ним — безмолвие антарктических льдов. Безжизние, безлюдие, бесплодие, беззверие…
Если приемная Господа с красной ковровой дорожкой прямо в Рай находится в Буэнос-Айресе, то двери в Ад — это город Ушуая на самом краю Огненной Земли. Самый южный из всех городов на краю Земли. Не для жизни город был основан — для вечной пытки, для каторги. Представьте себе город, который вырос вокруг огромного острога, и никого кроме каторжан и их охранников на Огненной земле больше не было. На Огненную землю свозили сотни лет самых отпетых преступников. Бежать как с острова Алькатрас, как с Тасмании, так и с Огненной Земли — невозможно. Магелланов пролив, опять же…
Вот эти лихие люди и стали первопроходцами суровой Огненной Земли. Тюрьму закрыли (представьте!) лишь в 1947 году. А дети и внуки каторжан кандалами вросли в эти скалы и обустроили славный город-порт с приличной индустрией, рыболовецким флотом, прекрасным университетом, развитой инфраструктурой, высоким уровнем жизни населения. Сейчас население Ушуаи порядка 70000 человек, а летом, как сейчас, население вдвое увеличивается за счет туризма. Все антарктические круизы начинаются именно в порту Ушуаи с заходом по проливу Дрейка на Фолклендские острова, остров Южная Георгия, острова группы Южных Антильских и Сэндвичевых и, собственно, на Южно-Шетландские острова. (На российский остров Беллинсгаузена, естественно, не пущают, но и не надоть — потеряли они денежки туристов богатеньких. Не нуждаются, сталоть. И то слава богу).
Но это только так обещается в рекламных проспектах, а погодка сама определяет маршрут лайнеров. Вот совсем недавно айсберг торпедировал круизное судно, и опаникевших пассажиров почти двое суток эвакуировали с борта. Пусть там и считается в феврале лето в разгаре, а экстрима в этих водах всегда хватает. Волна донная какая-то худая гуляет там. Лайнеры, как спички, пополам ломает. Хорошо в этих водах только китам, но их можно посмотреть и не промочив ноги в море Беллинсгаузена. В часе бодрого хода по проливу Биглов рядом с мысом Горна. Из Ушуаи бегают туда быстрые 18-местные катера «Зодиаки». (Кстати, при посещении мыса Горн туристам тоже выдают Свидетельство, а на почте Ушуаи им на основании Свидетельства проставляют памятный штамп в паспорте — мелочь, но приятно. Отбивает охоту царапать на стенке ледника «Здесь был Вася»).
Да, за все надо платить свою цену, не нами сказано. Киты, котики, львы, пингвины, острова птичьих колоний, красоты ледников — будь бы даже все это чудо совсем бесплатно, но ведь «только самолетом можно долететь!», если у вас нет 24-х — 32-х дней для круиза из Рио в Антарктиду. А цена перелета — дикая усталость от полета в 4 прыжка. В Сан-Паулу под 40 жары, в Ушуае — 0-минус 3. Если кто-то скажет мне, что любит полеты, я предлагаю рейс Чикаго (США) — Ушуая (Аргентина). И мы будем квиты. На последнем отрезке, уже заходя на снижение над Магеллановым проливом, просто хочется открыть дверь и выйти: «Извините, вы не выходите на остановке «Магелланов пролив?» Причем, не мне одной, а всей дружной команде борта. Всех достало!
Международный аэропорт Ушуаи тоже ничего себе. Город лежит узкой прибрежной полоской у отрогов подножия Анд. Прямо вдоль Марсианской горы бегут ВПП. Учитывая постоянные шквальные ветры (вот тут Ушуая мне как сестричка родная: тоже — город ветров, как и Чикаго!), посадка напоминает езду на старой телеге по лесным кочкам. Даже деревья на Огненной земле все растут как поваленные телеграфные столбы, держащиеся только на своих проводах: под углом в 45 градусов по вектору розы ветров. О деревьях позже скажу — Национальный парк Огненной Земли стоит особого слова.
Погранцы человеческие — просто цыпы: «велкам» и «велкам». «Грасиа-грасиа». А вот биотаможня — я еще с такими строгостями не сталкивалась. Ни крошки биологии: конфетки долгоигращие у людей по дну сумочек выискивали, детское питание — в помойку! Злиться или гордиться? Горжусь. Так хрупко здесь все, на краю Земли Огненной. «Фражильно», как погранцы говорят. Ройтесь, служивые.
Здесь когда-то жили индейцы, сильные и выносливые, как раз под эти края заточены были. И вот пришли белые колонисты. Не менее сильные и выносливые, но под Испанию-Португалию заточенные. Белые остались, а где чингачгуки? Нет, читатель, видимо мы все-таки неправильные ребята — бацилла у нас убойная. После нас уже ничего не шевелится. И вы, мамаша, не возникайте — купите здесь другое детское питание, ну, прям как в городке Мухосранске в Оклахоме. И вообще, с бейбичком сюда нечего тащиться было. Мы его децибелы от Рио слушали, а в китах он еще ничего не понимает. Правда, курносый?
(А я не права была — курносый на папе как с утра улегся в зыбкий «Зодиак», так весь день с нами и прокантовался в бурном море: видать, укачивало колыбельными своими. Но мамашу мы ссадили почти у пристани — блевала, как кошка худая, бедолага. Пущай поспит в гостинице с устатку.)
Китов, если повезет, можно увидеть с вероятностью раз в сто дней. И я рада ужасно, что не видела. Парадокс: планктон, что они едят, то киту — благо, а нам — смерть. Без задних ног от усталости я слушала что-то на биотаможне о планктоне, а мысленно посылала погранца далеко-далеко… А оказывается, дело вот какое: есть сезон, когда киты откармливаются красным планктоном. Говорят, даже цвет воды краснеет. А мелочь типа омаров, креветок, гребешков, устриц, в общем, все то, что мы называем shell-fish, — туда же. И подъедает его втихаря. Им-то ничего. А нам, если полакомимся таким омарчиком-лангустом, — смерть от паралича дыхания мучительная, но, слава богу, быстрая. Антидот не известен. Лечения нет. Европейцам отравление такое неизвестно: местная хвороба. Так что ну их, китов. Я верю, что они в природе есть. И ладушки.
Омаров, если утром подшустрить и на набережную с тазиком из номера сбегать, за 20 песо можно штук 20 сторговать. Вот такущих! А в ресторане за милую душу тебе сварят и еще пол-ресторана с персоналом можно угостить. Крабы размером с блюдо. Гребешки с мой кулачок. Ах-ах! А мне говорят: киты-шмиты! Ну, большааая тааакая рыба, как Лева из «Рыбалки» говорил.
И не нужна мне здесь, на краю света, их знаменитая патагонская говядина. Здесь c дарами моря и так все для меня todo buen. А по вечерам, над ресторанами… Жарят молодых барашков на углях, пьют терпкое аргентинское вино, кидают устриц огромных на жаровни (а ракушка как хрясь, капли на углях зашипят сока устричного, водицей пряно-морской лазаретно-йодистой запахнет — и то ли от дымка, то ли от восторга моргать начинаешь слезой (соком ли устричным соленым?!) как корова вологодска!), пьют ароматный мате неспешно по кругу из тыквенных бочажков через трубицу. (А мундштук-то для санитарии у ней чистого серебра — Аргентина, поди!) А танго?! Танго на краю света… Танго, о котором Борхес сказал, что оно есть вертикальное выражение горизонтального желания… Тонкий такой плут! Нехороший такой…
Я специально не описываю восторгов от дикого животного мира, от островов, на которые редко ступает нога человека и где животные на тебя ноль внимания. Это надо или завизжать или заплакать. Это все равно не рассказать — это видеть надо! А вот о парке скажу: всего 2 короткие пешеходные тропы в Национальном парке, редкостные деревья и кустарники в нем, цветы удивительной красоты, пахучие до одурения, но идти просят цепочкой и след в след. И знаете, идем покорно гуськом. В этом был, пожалуй, самый сильный восторг от Огненной земли — люди гуськом идут! Как пингвинчики. Как общество.
Потому, что приходит это на Огненной Земле: наши дети и внуки когда-нибудь тоже захотят преклонить здесь колена перед красотой и загадочностью этого удивительного места. А мы им не вытоптали, ребята! Люди, пошли все гуськом? Нам это оставили и мы должны им оставить, верно? Пусть даже самый край света! Потому что после этого уже ничего нет. El fin del Mundo. Конец света. Нетушки!