Человек так хитро устроен, что слишком быстро забывает всё плохое и почти сразу же привыкает к хорошему. Так, например, расписание наземного транспорта, поначалу воспринимавшееся в диковинку, сейчас не вызывает никаких эмоций — мы просто к этому привыкли. Но не дай Бог произойдёт малейший сбой в работе автобусов или трамваев! Тут уже «мало никому не покажется», ведь в выражениях можно не стесняться, особенно находясь в немецком окружении.
Многие из нас почему-то восприняли эмиграцию, как лёгкое приключение, наподобие загородной поездки, скорей всего, руководствуясь известным принципом: «Главное ввязаться в бой, а там посмотрим!» К вящему изумлению многих, «смотрины» не вызвали волны положительных эмоций, скорей, наоборот — очень скоро наступило разочарование, ведь совсем не такую жизнь в «загранке» ожидали наши люди.
В доевровую пору, когда немецкая марка еще не стала раритетной ценностью нумизматов, Германия практиковала так называемые «социальные работы». Они чем-то напоминают сегодняшние одноевровые работы, но в те приснопамятные времена особой популярностью пользовались кладбища и дома престарелых. Именно там наши эмигранты имели прекрасную возможность показать и доказать, что не зря едят немецкий хлеб. Самое интересное заключалось в том, что вакансий на этих специфических «объектах» не было, но работа имелась в неограниченных количествах.
Шло время, иллюзии рассеивались со страшной силой, и у некоторых закрадывались «крамольные» мысли: а не погорячились ли мы и не поступили ли опрометчиво, когда «сожгли все мосты», не дав себе даже теоретического шанса на возвращение «к родным пенатам»? Русскому человеку вообще свойственно во всём сомневаться, но, вина, как правило, перекладывается на плечи других.
Можно вспомнить «смутные» времена конца 80-х и начала 90-х годов на постсоветском пространстве: хаос, безвластие, безденежье, отсутствие перспектив
Конечно, на этом фоне стабильная и сытая Германия была весьма лакомым кусочком, но постепенно ситуация изменилась до неузнаваемости: уровень жизни в ФРГ заметно снизился, а уровень безработицы перешагнул границу 4 миллионов человек.
Противный внутренний голос начинал канючить: «Может, вернёмся? Зачем нам чужая земля?» А тут ещё в России объявили так называемую «Программу возвращения», которая приглашала заграничных россиян вернуться на историческую родину. Предлагались даже «подъёмные» деньги, правда, всего лишь на год, хотя за такой короткий срок вряд ли можно было «подняться» и «раскрутиться», да и ехать можно было туда, куда пошлют, а не по собственному желанию.
Тут включался разум, подсказывающий диаметрально противоположные мысли: хватит нам одной авантюры по переселению, тем более, что дети уже неплохо освоили немецкий язык, обзавелись друзьями и знакомыми, поэтому вырвать их из этого круга, по крайней мере, не гуманно. Не зря говорят: «Рыба ищёт, где глубже, а человек, где лучше». Люди во все века стремились к идеалу, но суровая проза жизни зачастую шла с этими стремлениями вразрез.
Проблема «свой-чужой» актуальна и для нынешней России, особенно Москвы, куда в большом количестве прибывают так называемые гастарбайтеры из стран СНГ. Не стоит говорить, какое к ним отношение со стороны коренного населения. Никогда аборигены не любили «пришлых» людей и «заезжих казачков», такова диалектика, поэтому глупо и смешно рассчитывать на радушный приём со стороны хозяев. Мне могут закономерно возразить: часть мигрантов находится в Москве на нелегальном положении, без соответствующих документов
Не зря говорят «Хорошо, там, где нас нет!» Кто-то продолжил эту фразу: «Именно поэтому там и хорошо!» Думаю, что многое зависит от нас, а если нельзя изменить обстоятельства, то никто нам не сможет помешать поменять отношение к ним!