Затраты времени на постановку и выборку трала значительно меньше, чем при работе с сетями, уловы же весьма большие, от 4−5 до 100−120 тонн за подъем, в зависимости от типа и мощности судна. И попадает в него все подряд, что есть в воде.
С первого рейса в район Ньюфаундленда муж написал мне в письме: «Тралы поднимают за один раз такой ассортимент рыбы, что мы порой и названия им не знаем — морской окунь, ставрида, хек, мероу, угорь, треска, камбала, солнечник, сардинелла, шед (вид крупной сельди), сабля, тунец, зубан. Да еще креветки, лангусты, каракатицы, кальмары. Есть и несъедобные рыбы — скаты, акулы, морской черт, морские змеи».
Трудность заключается в том, чтобы быстро все это обработать, то есть рассортировать, разложить в противни, направить в морозильные камеры для заморозки. Суда типа СРТМ и СРТМ-К рыбу только морозили и затем ее сдавали либо на плавбазы, либо везли в родной порт, когда рейс подходил к концу. На больших судах, типа БМРТ, РТМА, БАТС
В конце 70-х — начале 80-х рыболовецкий флот СССР постоянно пополнялся новыми, крупнотоннажными, современными судами: большими морозильными рыболовными траулерами разных модификаций, самые крупные из которых мало уступали по размерам плавбазам. Например, траулеры БАТ типа «Спрут» имеют длину 109 метров, а мощность двигателя 7200 л.с. и могут перерабатывать до 150 тонн рыбы в сутки! Эти суда могут находиться в автономном плавании по полгода, а то и больше.
Расширялись районы промысла. Освоив Северо-Западную Атлантику, флот двинулся на юг, к берегам Африки, в район Мавритании и Гвинейского залива, а потом и в Юго-Западную Атлантику, к берегам Аргентины. Но тралами и сетями «процеживали» морскую воду не только наши рыбаки. В промысловых районах собирались сотни кораблей разных стран — Китая и Кореи, Норвегии и Польши, Японии, Испании,
Ещё в начале 70-х добывающие предприятия стали практиковать смену экипажей судов в иностранных портах. В иностранных портах, вблизи районов промысла, работали ремонтно-подменные команды (РПК) из наших специалистов. Судовой экипаж после завершения рейса приводил судно в данный порт, сдавал его РПК, и на самолете улетал на Родину. Через определенное время, к окончанию ремонта, новый экипаж прилетал и принимал судно, отправлялся в район промысла. Такие базы по межрейсовому ремонту были в Гаване на Кубе, в Дакаре (Мавритания), в Лас-Пальмасе на Канарских островах, в Анголе, позднее и в Аргентине, и в Перу.
Несмотря на то, что на предприятиях многое делалось для снижения затрат на добычу, себестоимость рыбы в два раза, а то и более, превышала цену, по которой рыба продавалась. Особенно это было характерно для неразделанной продукции. Теперь уж за давностью лет не помню цифр по разным видам, но в памяти отпечаталось, что себестоимость неразделанной трески была 1 рубль 12 копеек, а цена ее в магазине, как я упоминала в первой части — 48 коп. за кг. Дело в том, что рыбная отрасль в СССР всегда была планово убыточной, существовала за счет дотаций государства. Рыбакам давался план добычи на рейс, при его выполнении и перевыполнении выплачивались премии. То есть, премии давались за снижение убытков. Убыточность рыбодобычи снижалась по мере того, как суда стали часть продукции сдавать на экспорт в иностранных портах.
С распадом Советского Союза в рыбодобывающей отрасли произошли катастрофические изменения, которые едва не «похоронили» промышленное рыболовство вообще. К началу 90-х годов прошлого века объем добычи рыбы в Советском Союзе составлял более 11 млн тонн в год, по этому показателю мы были на первом месте в мире. В настоящее время вылов даров моря сократился более чем в 2,5 раза. После распада Советского Союза значительная часть рыбопромыслового флота осталась в собственности новых суверенных государств. В России рыболовецкие суда перестали быть собственностью государства, перешли в руки частных компаний и акционерных обществ. А самая большая ошибка, по мнению рыбаков, была допущена правительством Гайдара, когда Министерство рыбного хозяйства было преобразовано в Комитет по рыболовству с подчинением его Министерству сельского хозяйства. Что может быть общего у морского и океанического промысла с сельским хозяйством?
Полностью была прекращена финансовая поддержка отрасли. Перестал пополняться рыболовецкий флот, участились аварии на судах. Новые судовладельцы совсем не заботились о том, чтобы создать для рыбаков нормальные условия труда и оплаты. Тот, у кого есть знакомые моряки-рыбаки, знают, что в 90-е годы зарплату морякам могли не выплачивать по году. Сын моей подруги, работавший в Ленинградской Базе океанического рыболовного флота, после очередного рейса в 1994 году, приносил вместо зарплаты, в течение нескольких месяцев, мороженую рыбу, которую надо было еще продать. И в конце концов ушел на береговую работу, хотя с детства мечтал быть моряком. А сколько экипажей рыболовецких судов оказывалось попросту брошенными в иностранных портах, не имея денег, чтобы улететь на родину или пополнить запасы топлива на переход?
Начиная с 1993 года большая часть выловленной российскими судами рыбы сдается в иностранных портах, на экспорт, причем до 80% составляет неразделанная продукция, не дающая больших прибылей. Если общий вылов сократился в 2,5 раза, то экспорт ее увеличился за этот период почти в 3 раза. Оказывается, судовладельцам выгоднее сдать улов странам рядом с районом промысла, например, той же Норвегии, нежели гнать судно в Мурманск или Петербург, где плата за аренду причалов выше, чем в иностранных портах. Такая вот «интересная» ситуация. Российский флот сдает иностранцам неразделанную мороженую продукцию по бросовым ценам, а покупает Россия готовую рыбопродукцию, деликатесы и консервы и совсем не дешево.
Хочется надеяться, что в ближайшем будущем ситуация изменится в лучшую сторону. Ведь еще в июле 2001 году президентом