Я до сих пор в своем осознании этого неоспоримого факта подсознательно борюсь с этой для меня уже данностью, по привычке возвращаясь к прежним устаревшим заблуждениям и стереотипам. Многие удивятся: Беларусь — страна с богатым культурным наследием, полная историко-архитектурных памятников? Полноте! Что за политизированная чушь! Беларусь — это борщ и драники, трактора «Беларус» и дотации из России в обмен на «дружбу».
А между тем здесь невероятное количество самых прекрасных развалин и хорошо отреставрированных старинных костелов, церквей, замков, дворцов и поместий разного рода в прошлом замечательных узурпаторов и узаконенных разбойников, так любимых потомками тех, чьих предков они узурпировали и эксплуатировали. Много замечательных памятников, обусловленных богатейшим историческим прошлым со всеми его Речами Посполитыми, Княжествами Литовскими, Советским Союзом, старой и новой историями. Ну, перечислять не буду, кому интересно, тот сам откроет Великий Гугл и найдет всех этих Гедиминов, Радзивилов, Баториев и прочих великих исторических мужей.
Честно, я был поражен и изумлен, что практически за каждым кустом-углом, в каждой небольшой деревеньке или уездном городишке, вроде Ружан или Пружан, есть свои исторические развалины с греческими колоннами, портиками и аттиками. В каждой бедной деревне и полуразвалившемся колхозе — свой прекрасно реновированный костел в готическом или классическом стиле, свое отстроенное поместье с прикупленной китайской мебелью в «том стиле», какого-нибудь местного феодала и помещика.
Это было просто какое-то второе открытие Америки, торжественное обращение некультурного язычника-варвара, евшего с ножа, в тонкого, с оттопыренным в сторону засаленным мизинцем почти почитателя всех этих поддельных гобеленов и щедро налепленной на фасады польской штукатуркой на каком замке Пусловских в Коссово или поддельной мебели в родительском доме героя-авантюриста Тадеуша Костюшко.
А серьезно, это действительно невидимый рай для тонких ценителей всего того исторического хлама, который человечество накопило за тысячелетия своего сомнительного по своей космической значимости существования на этой земле. И который оно бережно тащит на своем уставшем горбу, сочиняя при этом тонны беззастенчивых сказок и небылиц в свою же честь.
Всегда приятно возвращаться туда, где ты уже был. И еще приятнее ехать дальше — туда, где ты будешь впервые. Первое дополняет второе, давая мощнейший выброс адреналина и серотонина, обусловленный ностальгией и поэтической тоской по себе более молодому в прошлом и бурной радостью и фантазией о себе новом в будущем.
В Бресте я уже был раз миллион, о чем упомянуто в моих путевых заметках. И Брест был моим любимым городом с его южной почти расхристанностью и почти свободой, насколько эти два термина могут быть применены к несвободным и закрытым белорусам. Но не в этот раз.
В это путешествие по Беларуси я решил Брест любить с немного меньшей страстью и полюбить еще что-нибудь новое. Проехавшись по нему вдоль и поперек, снова поохав на замечательный вокзал и поэтические улочки вроде ул. Левандовского, полные старинных домиков в польском стиле, я двинул дальше в славный уездный город Пинск, что на реке Пине. О Пинске я слышал неоднократно и неоднократно там же не был.
Прибыв на автовокзал, невыспавшийся и злой, в толчее потных брестчан и пинчан, да еще не озаботившись съемом жилья заблаговременно, которое, как выяснилось, после десяти напрасных звонков по объявлениям, найти было не так просто, я, было, подумал, что это, как минимум, будет интересное приключение, а ночевать мне придется на вокзале.
Но одиннадцатый звонок «выстрелил», голос на том конце пространства показался родным и знакомым, или, по крайней мере, достаточно любезным для арендодателя жилплощади. И я уже через три минуты, забыв про усталость и недосып, летел если не на крыльях любви, то хотя бы на обновленных крыльях любопытства и радости от новых открытий.
Пинск поначалу меня не вдохновил. Старые улочки с дышащими на ладан деревенскими домами, вздыбленные от старости тротуары, которые никогда не ремонтировались, угрюмые лица местных обитателей, неспособных улыбнуться мне, красивому и легкому, хотя слегка и подуставшему незнакомцу, летевшему на крыльях новых открытий в их захолустье. Одним словом, деревня!
Но во мне теплилась надежда, что раз место в начале не понравилось, значит по законам человеческой психологии и законам космоса в конце должно произойти что-то обратное.
Квартирка, в которой мне предстояло жить следующие два дня и две ночи, была такой же скромной, как и моя плата за нее. Горячей воды в этой пещере тоже не оказалось. В дальнейшем пришлось вспомнить мою скромную молодость и греть воду на плите, поливая себя из кружки, согнувшись под трубой полотенцесушителя так, чтобы не мешать ему гордо оттопыриваться на полванны.
Кровать в пещере, как выяснилось, тоже не была ложем Афродиты, устланным лепестками роз, и пахла скорее местными бомжами. Да к тому же по ночам там создавался эффект чьего-то присутствия от звуков из квартиры этажом выше, что мне поначалу пришлось пару раз вскакивать и включать свет, дабы убедиться, что никого, кроме огромного паука в углу, потиравшего свои волосатые лапки, чтобы напиться моей крови, как только я выключу свет, там больше не было.
На следующий день я взял в аренду велосипед и помчался навстречу новым приключениям. Была суббота, над домами всходило еще по-летнему яркое солнце. Я был выспавшийся и все еще молодой, и на меня бросали томные взгляды местные матроны и случайные домохозяйки, вышедшие утром за молоком в соседний магазин.
По навигатору я доехал до набережной, спустился к главной пешеходной улице, остановился на березовый фреш в местной траттории… Пинск определенно произвел на меня положительное впечатление. В центре город казался уютным с грамотными архитектурными решениями, люди — дружелюбными и не заносчивыми.
Но по выезду из какого-то парка со мной случилось веховое, как для провинциального города Пинска, и весьма неприятное происшествие.
Рассекая неторопливо по местным уютным тенистым тропинкам и наслаждаясь солнцем, расплескавшимся теплым золотом по лужайкам и белым березам, я краем глаза заметил что-то, кого-то, котенка, с которым явно было что-то не так. Присмотревшись, я увидел, что обе задние лапы животного были до мяса разодраны неведомым жестоким провидением, и животное явно ужасно страдало.
Ординарно сжалившись, я не придумал ничего более оригинального, чем прикупить в соседнем магазине пару сосисок, но котенок от трапезы отказался, явно мучаясь и не думая о еде.
Рассмотрев мурзика внимательнее, я понял, что все серьезнее, чем я предполагал вначале. Мясо с содранной шкурой было покрыто опарышами, задняя часть туловища не работала, взгляд животного — с поволокой страдания и близкой смерти.
Пошарив немного в Интернете, я набрал номер местной волонтерской службы, но кроме «Мы не можем, нас мало, даже не знаю, что вам сказать» ничего не услышал. Я тогда написал всем знакомым, кто мог бы помочь, описал ситуацию, сделал еще один, как мне показалось, бессмысленный звонок, другой, третий — ну, а вдруг?! — выругался вслух, огляделся вокруг…
На скамейках сидели местные алкашики, по тропинкам тенистого парка прогуливались бабушки с внуками, а под деревом, в десяти метрах от них, счастливых и довольных, лежало несчастное существо с вывороченными задними лапами и медленно помирало.
Я сделал еще попытку и обратился к местному населению. Но местное население в тот час думало о том, где опохмелиться и как понезаметнее сделать вид, что ничего не заметило.
Скажу, что все же помощь подоспела. Как я узнал позже, на место приехали из местной благотворительной организации и отвезли котенка в местную ветеринарку, что была практически за углом.
Весь вечер мое сердце ликовало, я так искренне радовался, что в этот раз оказался неправ, ошибся относительно людского равнодушия и бесчеловечности двуногих. Утром встал свежим и еще более счастливым, набрал номер ветеринарки, чтобы справиться о котейке.
Но равнодушное «Котенок ночью умер» — и мои радость и надежда, что не все с этим человечеством так плохо, как я себе рисовал, были вмиг растоптаны, превращены в пыль и улетели к неведомым звездам, где им и полагалось быть, а не на этой земле, юдоли страдания и равнодушия…
Вечером следующего дня, уже покидая славный и жестокий город Пинск, мы заехали в то самое благотворительное общество, пообщались с волонтерами, оставили щедрую сумму для собак и кошек. И очень пожелали, чтобы поменьше было вокруг двуногой жестокости и равнодушия…