Ужасная, невероятная, элементарная арифметическая ошибка закралась в теннисные протоколы, уста комментаторов и микрофоны судей.
Подача навылет. «15 — 0», — говорит комментатор. Сложный розыгрыш с выходом к сетке остается за подающим: «30 — 0». Пока все правильно. Но за третье очко уважаемые судьи почему-то дают только 10 очков! «40 — 0!» Неужели его так легко выиграть? Судя по ожесточенным розыгрышам — отнюдь.
…Много, много непоняток таится в этой, на первый взгляд, основанной на инстинктивных движениях игре — теннисе. Казалось бы, чего же проще? Перекидывай мяч через сетку, пока тот не угодит в аут. Во многом — игра рефлексов, полутеней, полулета (для романтиков); вторых подач, концентрации, координации (для профессионалов)… Игра гениальной простоты, игра-загадка. Чтобы не углубляться в тайну контрастов, давайте скажем спасибо Уолтону Вингфилду, достойнейшему подданному страны британских морей, создателю игры. А теперь, отдав дань уважения, закрасим белые места в познаниях о теннисе в яркий желто-мячиковый цвет.
Начнем с самого названия — «теннис», напоминающего чемодан с двойным дном. Оно кажется совершенно оторванным от игры — не освежает в памяти ни звуков мяча, ни терминов, именно чемодан. На самом деле все элементарно просто — слово «tennis» произошло от французского глагола «tenez», «держи», повелительную форму глагола «tenir». Так игроки предупреждали друг друга, что собираются вводить мяч в игру. О времена, о нравы! Ныне на кортах всего мира раздаются «vamos», «come on», «аааа» или «хоп», но только не французские предупредительные реплики.
Теперь — об экипировке, которая традиционно играет не меньшую роль, чем личные навыки теннисиста. Однако речь пойдет не о кокетливых платьицах или меняющих цвет повязках, а о ракетке — третьей руке настоящего игрока. Она имеет гораздо более долгую историю: наша «ракетка» произошла от английской
Теперь — максимальная концентрация, друзья! Мы подбираемся к бочке с порохом, которая способна взорвать все основы арифметики и возвысить прелесть вольного перевода с французского. Начнем с «нуля». Если прислушаться к судьям на вышке, можно расслышать, что говорят они не «fourty — zero», как следовало бы перевести наше «сорок — ноль», а «fourty — love», что на русский вообще лучше не переводить ввиду вероятного взрыва мозга.
Термин «love»
Далее сам счет. «15 — 30 — 40» произошли от аналогичных «quinze, trente, quarante», что на родине Мольера и Шанель представляет собой созвучную, складную, привычную последовательность. Первые французские игроки и судьи, очевидно, использовали ее для удобства, а англичане просто приняли как данность. Все просто, как и сама гениальная игра. Если бы я знала это тогда, на Ролан Гаррос, — следила бы за мячом, а не ошибками на табло, и Федерер бы выиграл!
Кажется, все самые главные тайны раскрыты. Однако не стоит обольщаться, на самом деле это не так. Осталась одна — самая главная, и разгадать ее не под силу ни энциклопедиям, ни волшебникам в мантиях, ни всезнайке-Интернету.
Почему, по прихоти какого такого Теннисного Бога желтый мячик стучит по всей земле, отражается от сеток, стучит в висках, когда мигрень, и в сердце, когда хорошо? Почему сотни человек сжимают его крепко-крепко в ладони, потом подбрасывают, направляют — и он катится и прыгает по судьбам теннисистов, ценителей и теннисистов-ценителей, оттарабанивая какой-то особенный, мистический ритм? За что нас любят или не любят тросы, ракетки, линии и ястребиный глаз?
Открыть эту тайну невозможно. А нужно ли? Сомневаюсь.