Александр Энгельгардт «Письма из деревни»Реклама
Профессор химии, создатель и редактор первого научного русского журнала по химии уезжает в свое имение в Смоленскую губернию с идеей создать рациональное хозяйство. Идею он удачно воплощает в жизнь, даже создает школу для подготовки «интеллигентных землевладельцев». Его «Письма из деревни» — уникальный литературный труд, отражающий реальное положение сельского хозяйства, жизни крестьян, их взглядов.
Энгельгардт пишет, что, отправляясь в свое имение, был воодушевлен сообщениями в «Ведомостях» о чудесном развитии аграрной отрасли. Реальность оказалась совсем иной. Энгельгардт говорит и о газетных мифах крестьянского образования. Газеты сообщали о готовности крестьян
, если согласится начальство, открыть в своих деревнях не то что школу, а даже университеты. Газетная эйфория сразу же рассыпалась.Александр Николаевич пишет:
Можете себе представить, каково было мое удивление, когда вскоре после моего водворения в деревне ко мне раз пришел мужик с просьбою заступиться за него, потому что у него не в очередь берут сына в школу.
— Заступись, обижают, — говорит он, — сына не в очередь в школу требуют, мой сын прошлую зиму школу отбывал, нынче опять требуют.
Умственный труд ценится мужиками очень дешево. Одному учителю положили они жалованья в 60 рублей в год при его учительских харчах. Когда им стали объяснять, что это очень мало, много меньше, чем наемным батракам, они отвечали:
— Коли мало, пусть в батраки идет, учителем-то каждый слабосильный быть может — мало ли их, — каждый, кто работать не может. Да потом и стали высчитывать: лето у него вольное, ученья нет, коли возьмется косить — сколько накосит!.. Тоже огород может обработать, корову держать от родителев почтение, коли ребенка выучит, — кто конопель, кто гороху, кто гуся, — от солдатчины избавлен.
Реклама
Отмена крепостного права изменила отношение крестьян к учебе. Прошли десятилетия, и у народа появилась мода на образование.
«Не только отцы хотят, чтобы их дети учились, но и сами дети хотят учиться. Ребята зимою сами просят, чтобы их поучили грамоте, да не только ребята, а и взрослые молодцы: день работают, а вечером учатся грамоте. Даже школы свои у крестьян по деревням появились. Подговорят хозяева какого-нибудь грамотея-учителя, наймут у бобылки изобку — вот и школа. Ученье начинается с декабря и продолжается до Святой…»
Смена экономического уклада взрастила эту «моду», привела к осознанию необходимости грамотности.
Лев Толстой «Отрочество»
Великий русский классик описывает образ авторитарного учителя и страх ученика:
«Я решительно замялся, не сказал ни слова больше и чувствовал, что ежели этот злодей-учитель хоть год целый будет молчать и вопросительно смотреть на меня, я все-таки не в состоянии буду произнести более ни одного звука».
Антон Чехов «Человек в футляре»
Нет, пожалуй, в русской литературе более неприглядного образа учителя-ретрограда, чем знаменитый «человек в футляре». Страх перед начальством, подобострастие, культ циркуляров и указаний, доносительство — всеми этими чертами обладал учитель греческого языка Беликов.
Для него были ясны только циркуляры и газетные статьи, в которых запрещалось что-нибудь. Когда в циркуляре запрещалось ученикам выходить на улицу после девяти часов вечера или в какой-нибудь статье запрещалась плотская любовь, то это было для него ясно, определенно; запрещено — и баста. В разрешении же и позволении скрывался для него всегда элемент сомнительный, что-то недосказанное и смутное. Когда в городе разрешали драматический кружок, или читальню, или чайную, то он покачивал головой и говорил тихо:
Реклама
— Оно, конечно, так-то так, всё это прекрасно, да как бы чего не вышло.
Капризы, давление, мнительность зародили страх не только перед коллегами, но и перед всем городом!
«Мы, учителя, боялись его. И даже директор боялся. Вот подите же, наши учителя народ всё мыслящий, глубоко порядочный, воспитанный на Тургеневе и Щедрине, однако же этот человечек, ходивший всегда в калошах и с зонтиком, держал в руках всю гимназию целых пятнадцать лет! Да что гимназию? Весь город! Наши дамы по субботам домашних спектаклей не устраивали, боялись, как бы он не узнал; и духовенство стеснялось при нем кушать скоромное и играть в карты. Под влиянием таких людей, как Беликов, за последние десять-пятнадцать лет в нашем городе стали бояться всего. Боятся громко говорить, посылать письма, знакомиться, читать книги, боятся помогать бедным, учить грамоте…»
В литературных произведениях, как в зеркале, отражаются все изъяны. Многие из них удивительно живучи.