Знание и нравственность. Какая наука нам нужна для счастья?

Начиная с самого раннего возраста, особое значение имеют не столько навыки, умения, творческие техники и знания сами по себе, сколько стремления, стоящие за ними, их осмысленное и гармоничное приложение в жизни, способность самому определять значимость и последствия от применения всего, что знаешь и умеешь.

Очень точно и коротко эту мысль выразил когда-то Лев Толстой, который писал: «Знание без нравственной основы — ничего не стоит».

Если педагог лишь передаёт знания, обучает определённым техникам, то сам он почти ничего не узнаёт в таком случае, не получает ничего нового, не вовлекается в образовательный и воспитательный процесс наравне со своими учениками. Работает, скорее, «рядом с ними», а не «вместе с ними», что не позволяет создать атмосферу полноценного, живого общения, поддерживать живой интерес и доверительные отношения.

Когда же педагог сам находится в состоянии вопроса и поиска ответов, открыт для восприятия нового, внимателен к своим ощущениям и чуток к переживаниям и настроениям учеников, тогда он способен сам вынести многое из общения и взаимодействия с детьми и становится негласным примером для них в проявлении всех этих качеств. Достаточно хорошо эта тема раскрыта в статье Монасевич З. Л. «Актуальны ли педагогические идеи Л. Н. Толстого для современного человека?»

Но чтобы это воплотить в реальности, какое понимание должно быть у людей и отношение к детям? Возможно, таким, которое выразил Шалва Амонашвили в книге «Искусство семейного воспитания».

«Ребёнок — не аморфная масса, а существо, таящее в себе силы, равных которым не сыскать на всей нашей планете.

Воспитание, именно «вос-питание» чувств — питание их по восходящей, в стремлении к совершенству могло бы быть основой для науки, ведущей к счастью, способной преображать людей по обе стороны учебного процесса. А кроме чувств, и мысли в человеке тоже есть. От направления, от скорости, от силы мысли ведь очень многое зависит. И тут опять же хочется пару отрывков привести — они из книг Юлии Гиппенрейтер.

1. Родителям я рекомендую книгу «Малыши и математика» А. К. Звонкина. Когда он только начал заниматься с дошкольниками (им было 3−4 года), один из детей сказал: «А я уже знаю, что такое математика: два и два будет четыре». «Дети наивно думали, — пишет автор, — что математика — это операции с числами. Но ничего подобного, это далеко не всё!»

А. К. Звонкин знакомил малышей с признаками понятий, давал задачи на объединение предметов в группы, сравнение количеств и т. д. Например: «В классе есть мальчики и девочки, и те и другие с тёмными и светлыми волосами; в какие группы их можно объединить?» Или такой вопрос: «Кого больше на свете — дедушек, сыновей или пап?» Это вопрос, который заставляет ребёнка думать (полагаю, родителей тоже).

При этом Звонкин никогда не отвечал на вопросы сам. Он предлагал ребятам «подумать».

2. Дети упорно стремятся мыслить в понятиях непересекающихся классов. А характер их объяснений внушает подозрение в том, что они ещё не осознали по-настоящему великий закон «целое больше своей части».

Десять минут назад они спорили о том, являются ли папы и дедушки мужчинами, а мужчины — людьми. А сейчас они никак не соглашаются называть квадрат прямоугольником: уж или одно, или другое. Я провожу настоящую агиткомпанию за равноправие квадрата среди всех прямоугольников. Постепенно моя пропаганда начинает действовать. Мы ещё раз подводим итог:
— Сколько у нас квадратов?
— Один.
— А прямоугольников?

Казалось бы, всё хорошо. И я задаю последний вопрос:
— А чего вообще на свете больше — квадратов или четырёхугольников?
— Квадратов! — дружно и без тени сомнения отвечают дети.
— Потому что их легче вырезать, — объясняет Дима.
— Потому что их много в домах, на крыше, на трубе, — объясняет Женя.

Такова завязка этой истории. А развязка произошла через полтора года, без всякой подготовки и даже без всякого внешнего повода. Летом на прогулке в лесу Дима неожиданно сказал мне:

— Папа, помнишь, ты давал нам задачу про квадраты и четырёхугольники — чего больше? Так мне кажется, мы тогда тебе неправильно ответили. На самом деле больше четырёхугольников.

И дальше довольно толково объяснил, почему. С тех пор я и исповедую принцип: вопросы важнее ответов.

Вы видите, как обучение и воспитание взаимно проникают друг в друга. Что удивительно, всё к той же теме и к тем же людям имеет отношение статья «Детская математика, или как научить человека думать?», которую писала Фрумкина Р. М. Вот выдержка.

«А можно ли учить, не воспитывая? Из книги Звонкина достаточно ясно видно, что эти процессы переплетены, а когда речь идёт о маленьких детях — то неразделимы.

Отмечу, что Звонкин никогда не учил детей просто считать, то есть решать примеры. Какая разница, сколько будет 4+18? И совсем другое дело — попробовать узнать, сколько человек (пусть приблизительно) живёт в нашем многоэтажном доме? Ведь гуляя во дворе, дети знают, сколько в их доме этажей и сколько во дворе подъездов; они знают, сколько разных квартир на своём этаже и знают состав своей семьи (маленький Дима полагал, что семья — это всегда четверо). Осмысленность задачи — ещё не гарантия правильного её решения, но зато так естественно попытаться всё это выяснить, никуда не заходя и ни у кого не спрашивая!

Как известно, в области психологии и морали доказательства практически невозможны, а наставления, по меньшей мере, бесполезны. Из рассказов Звонкина видно, что с детьми надо просто много разговаривать, общаться и задавать вопросы, не совсем детские".

И всё-таки вопрос открытым остаётся — какая же наука нам нужна, чтоб человек и чувствовал, и понимал, какие действия-то приближают к счастью, чтобы он ясно представлял последствия и сам на жизнь влиял благоприятно? Над этим хорошо бы всем поразмышлять. А я пока одно могу сказать.

Наука образности есть. И вот она-то очень нам нужна.