Приведу типичный пример заключения психолога:
«Ваша дочь нарисовала свою семью следующим образом. Мать и отец стоят, а себя ребёнок изобразил под столом, из чего следует, что ребёнок занимает в этой семье крайне незначительное место и предпочитает прятаться от родителей. Этот вывод подтверждается также тем, что девочка в пять лет рисует „как курица лапой“, то есть не умеет выражать себя, что может привести к неврозу. На вопрос, какая из фигур означает папу, ребёнок сказал: „Папа — это шерстяная собака. Он живёт на подстилке“. От выводов воздержусь. (Видимо, психолог предположила, что отец девочки — алкоголик, который спит на коврике.) Когда девочку спросили, кого она оставила бы сторожить дом, если бы поехала на необитаемый остров, — маму или папу — та ответила: „Маму и папу“. „С кем же ты поедешь на остров?“ „С тётями!“ — с восторгом сказала она. „С родными тётями, которые у вас живут — с сёстрами мамы или папы?“ „Нет, с чужими тётями!“ Вам необходимо немедленно пересмотреть своё отношение к ребёнку и его месту в семье».
На посторонний взгляд, в этом заключении всё логично… если не учитывать, что на результаты тестов огромное влияние оказывает реальная обстановка в семье, а также недавние события, о которых думает ребёнок.
Данная семья проживает в тесной однокомнатной квартире, и любимое место ребёнка для игры — под столом. Девочка занавешивает вход в «дом», раскладывает там игрушечную посудку и зверюшек и играет. Таким образом, вывод о её забитости был сделан неправильно. Рисует девочка неважно, однако она выражает себя другим образом: поёт и разыгрывает сценки, в том числе даже пародирует голоса киногероев.
Папа — абсолютный трезвенник. Он очень много времени проводит с ребёнком. Поскольку дома холодно, он ходит дома в мохнатом свитере и играет с дочкой в «шерстяную собаку». Она садится к нему на спину и катается. Отец дурачится, залазит под стол, укладывается на подстилку
За пару недель до тестирования (оно проводилось в начале сентября) семья в полном составе съездила на базу отдыха. С ними ездили две подруги матери. Поскольку гости в тесной квартире родителей появлялись редко, совместная поездка с новыми людьми, которым ребёнок очень понравился, произвела на него неизгладимое впечатление. Девочка впервые каталась на лодке и катамаране, собирала хворост, набирала воду из водокачки. Отец обратился к своей любимой теме и принялся обучать ребёнка «школе выживания»: показывал, как самому выжить в лесу — как поставить палатку, развести костёр, сварить суп из грибов. Отсюда и мечты девочки поехать на необитаемый остров без родителей, чтобы доказать, что она сможет так жить сама.
Хорошо, что это тестирование проводилось по приглашению самих родителей детсадовской группы и за их же счёт. Посмеялись над нелепыми результатами и разошлись. Совсем иными могли быть последствия, если бы тестирование проводилось в рамках судебного процесса. Например, мог бы решаться вопрос, с кем из родителей оставить ребёнка при разводе. Чего могла бы стоить фраза о папе, который спит на подстилке, как собака? Попробуй докажи, что ты не алкоголик. А если бы речь шла об уголовном процессе о насилии над ребёнком? Малыш, играющий под столом в домик, мог быть истолкован в качестве ребёнка, прячущегося от вечно избивающих его родителей.
Вспомним историю с психологическим тестированием Карины Макаровой, отец которой обвинялся в насилии над собственной дочерью. Психолог Лейла Соколова, тестировавшая девочку, предложила ей нарисовать животное, и та изобразила кошку с огромным пышным хвостом. Этот самый хвост был истолкован как элемент, явно указывающий на какую-то ненормальность образа (а именно как «фаллический символ»). При этом психолог отметила, что девочка штриховала хвост очень усиленно, с каким-то волнением.
Обратим внимание, что тестирование происходило, когда девочка находилась в больнице с подозрением на перелом позвоночника, поскольку упала со шведской стенки. Карину тестировали в душной палате, в которой было трудно дышать из-за жары, причем девочка лежала на вытяжке, мучаясь от боли. Соответственно, рисунок мог быть связан с недавно произошедшими событиями. Мысль о мощном хвосте могла придти в голову в связи с тем, что хвост — это дополнительная конечность, с помощью которой можно зацепиться за перекладину и не упасть. Отсюда могло возникнуть и желание «укрепить» нарисованный хвост посредством штриховки.
Волнение при рисовании хвоста могло объясняться сожалением девочки, что у неё не было такого хвоста, когда она лазила на шведскую стенку. Вполне возможно, что она упала как раз потому, что представляла себя этой самой девушкой-кошкой, которая лазает по деревьям и не падает. А еще хвост может служить мягкой подстилкой, спасающей при падении, или дополнительной опорой при ходьбе. А может быть даже «веером», которым можно обмахиваться, когда жарко.
Лейла Соколова утверждала, что когда девочка рисовала другую картинку, изображавшую девушку-кошку (у Карины была такая кукла), она тщательно заштриховала верхнюю часть брюк, из чего психолог сделала вывод, что Карина боится, что с неё эти самые брюки снимут. Честно говоря, на рисунке девочки, попавшем в Интернет, штриховка верхней части брюк выглядит так же, как и штриховка всей остальной одежды, но вполне возможно, что психолог верно отметила беспокойство девочки именно по поводу застёжки брюк. Дело в том, что незадолго до тестирования в отношении Карины в буквальном смысле было совершено насилие.
Весь сыр-бор разгорелся из-за того, что в анализах девочки, поступившей после неудачного падения, были обнаружены сперматозоиды (мать объяснила это тем, что семилетний ребёнок прыгнул в родительскую кровать, где испачкался). После этого вокруг испуганной девочки столпилось пятеро (!) гинекологов, среди которых наверняка были и мужчины, и осмотрели её, несмотря на сопротивление. Собственно говоря, всякий, кто впервые видит такой жуткий агрегат как гинекологический стул, на котором производятся осмотры, пугается — чего уж говорить о девочке семи лет! Таким образом, на рисунок испытуемой оказали влияние предшествовавшие события.
В этой истории есть ещё одна примечательная деталь. Врачей поразило, что когда Карину начали принудительно осматривать, она стала кричать: «Папа! Не надо!» По их мнению, девочка должна была в этой ситуации кричать: «Мама!» Возражу, что ребёнок, когда ему угрожают посторонние люди, всегда призывает на помощь именно Доминирующего родителя, от которого зависит принятие решений. Подчинённый родитель (а им, как правило, является мать) как эффективный защитник не воспринимается, и его призывают только в том случае, когда отсутствует Доминирующий. Тот факт, что Карина позвала своего отца, свидетельствует лишь о том, что он являлся в этой семье Доминирующим.
Таким образом, ни одна рассмотренная здесь деталь, связанная с поведением семилетней Карины в больнице или с нарисованными ею кошками, ни вины её отца, ни, напротив, его невиновности, не доказывает.