Последнее, по этой версии, роднит его с музыкантом Орфеем из древнегреческой фольклорной традиции. Можно сказать и определённее — Колобок — это русский Орфей. «Именно магическое пение околдовывает (цепенит) людей и зверей и позволяет Колобку спокойно уходить от них».
В. Демин рассматривает сюжетную линию этой сказки как закодированную информацию о соперничестве тотемов зайца, волка, медведя и лисицы-победительницы за право быть хранителем традиций культа Солнца-Коло, олицетворяемого Колобком, которого исследователь отождествляет дневному светилу — как по имени, так и по обрядовым функциям (его съедают, как на Масленицу поедают блины, символизирующие Солнце).
Среди многообразия трактовки «Колобка» встречается даже версия аналога сказки в народном творчестве кипчаков. Она основана на том, что если рассматривать не славянскую, а тюркскую этимологию слова «колобок», то им окажется… навозный шарик, а мораль истории, в таком случае, выражается через участь Лисы: «Не хитри, как лиса, а то колобок кушать будешь». Автор этого подхода заявляет, что русская сказка, в отличие от кипчаковской, лишена морали. Вот яркий пример взгляда современного горожанина на народную традицию. — Для кипчаков это был не просто навозный шарик, а источник огня — им топили, чтобы греться.
В последнее время бедолаге Колобку все чаще достается. Игорь Ефремов упрекает сказку за показ крестьянской нищеты, непочтительность Колобка к родителям, обзывает молодым дурнем, а песенку его — дурацкой, а финал — светлым, и благодарит Лису за избавление земли-матушки от морального урода.
А. Чалый полагает, что смысл сказки: «без поводыря ни шагу, а то погибнешь в пучине бессознательных страстей», а сама она опасна для детей, поскольку закладывает модель взаимоотношений «если не съешь сам, то съедят тебя».
Не считая необходимым даже останавливаться на мнении, что сказка «Колобок» является не народной, авторской, и принадлежит перу
Если пойти от образа главного героя, то представляется наиболее доказательным уподобление его миру: он, круглый, живой, солярный. Но тогда совершенно очевидно, что дед и баба выступают демиургами, творцами, причем каждый — с выделенной функцией: мужское начало ставит задачу и объясняет, как ее решить («по коробу, по сусекам…»),
Сотворенный мир, материализовавшись, спускается — с окошка на лавку, на пол, за порог и по ступенькам, по тропинке… и уходит из-под непосредственной власти демиургов, становясь самодостаточным.
Животные могут рассматриваться как испытания, выпадающие рожденному миру (в том числе, человеку — который также есть вселенная, микрокосм). С одной стороны, встреча с Зайцем — проверка скорости, ловкости, находчивости; с Волком — смелости и решительности; с Медведем — противостояния силе: с Лисой — коварству, хитрости и похвальбы. Мораль очевидна: пройти через медные трубы оказывается труднее всего, и это — самая большая угроза испытуемому миру, большому или малому.
Кроме того, первая встреча происходит именно с Зайцем, и необязательно потому, что это наиболее безобидное из всех встреченных существо, особенно если учесть, что Заяц — животное, в русских народных представлениях наделяемое эротической (фаллической) символикой. То есть речь может идти об инициации Колобка — мира.
Наконец, если взглянуть на сюжет с точки зрения психологии творчества, то песенка Колобка, пропетая Зайцу — это креативный ход, первый опыт действия героя, который оказывается успешным. Использование его во второй раз — при встрече с Волком — закрепление опыта, в третий — фиксирование стереотипа. Так что встреча с Лисой может рассматриваться еще и как злоупотребление стереотипным поведением.
Да минует нас хитрость и коварство, равно как и хвастовство!