Возится со своей машиной, конечно. Ремонтирует, регулирует, моет, полирует. В общем, любовью с ней занимается.
Психолог, выслушав клиентку, говорит примерно следующее: «Вы знаете, Ваш муж страдает психоэмоциональным расстройством, которое называется гаражезависимость с признаками машиноаддикции, осложненное неврозом навязчивого ремонта ходовой части. Но Вы не беспокойтесь, вернем мы вашего мужа в лоно семьи. Пара сеансов гипноза, плюс таблеточек ему выпишем, и все, будет он милым, послушным и покладистым… в смысле, где положите — там и возьмете (А что, неплохое качество для мужа. Вы не находите?)».
Да. Ситуация, конечно, бредовая. Сон пьяного интеллигента. Ведь по уму сперва следует разобраться, с чего это муж избегает общества жены; какая у него ситуация на работе; как складываются взаимоотношения с коллегами, друзьями, родителями, детьми; чем он занимался раньше и насколько успешно. А только потом решать, что с ним делать… и надо ли. Может, мозги вправлять следует жене, а не мужу.
Так почему же со страниц всевозможных изданий, как бумажных, так и цифровых, не сходят рассуждения о всевозможных новомодных «зависимостях». «Игровая зависимость», «кибераддикция», «сетеголизм»
Еще недавно термин «зависимость», или аддикция, рассматривался только в плоскости физиологической или эмоциональной зависимости от химических веществ — лекарств, наркотиков, алкоголя. Сейчас же список этот расширился (или вернее распух непомерно) за счет того, что к зависимостям относят все что угодно. Тут тебе и «трудоголизм», и «шопингомания»,
Интересно, а как определяется, что является зависимостью, а что нет? Оказывается, есть перечень критериев, предложенный М. Гриффите, которые в сумме определяют зависимость:
приоритетность (salience) — излюбленная деятельность приобрела первостепенное значение и преобладает в мыслях, чувствах и поступках (поведении);
изменение настроения (mood modification) — относится к субъективному опыту человека и сопутствует состоянию поглощенности деятельностью (примерами могут служить состояние эмоционального подъема либо, наоборот, приобретения спокойствия при переходе к любимому занятию);
толерантность (tolerance) — для достижения привычного эффекта требуется количественное увеличение параметров деятельности;
симптомы разрыва (withdrawal symptoms) — возникновение неприятных ощущений или физиологических реакций при потере или внезапном сокращении возможностей заниматься любимой деятельностью;
конфликт (conflict) — относится ко всем разновидностям конфликтов: внутриличностным; межличностным (с окружающими людьми); с другими видами деятельности (работа, социальная жизнь, хобби и интересы);
рецидив (relapse) — возврат к излюбленной ранее деятельности, иногда после многолетнего абстинентного периода.
Ну как? Приведенный в начале статьи пример выглядит не таким уж бредовым, не так ли? А что? Все признаки налицо — бери и лечи.
Пути формирования такого рода «зависимостей» тоже просты до безобразия:
«Проблема аддикции начинается тогда, когда стремление ухода от реальности, связанное с изменением психического состояния, начинает доминировать в сознании, становясь центральной идеей, вторгающейся в жизнь, приводя к отрыву от реальности». (Короленко Ц. П. «Аддиктивное поведение»)
Во как! Если я стремлюсь к уходу от реальности и добиваюсь поставленной цели, то я болен. И плевать на то, что реальность причиняет мне боль и не позволяет удовлетворить какие-то потребности (а плохих потребностей не бывает) — болен я, а не реальность.
Ну, с Америкой все ясно — «тупые». Хотя нет, не так: одни тупые, потому что не собираются вникать в то, что с ними происходит, другие, наоборот, шибко умные и делают деньги на проблемах первых.
Юристам, адвокатам, психиатрам — всем выгодно признать существование «кибераддикции». Для одних это выигранные дела в суде, для других — дополнительные пациенты, чьё лечение покрывается медицинской страховкой, плюс дополнительные выплаты от фармакологических компаний.
Хотя даже там нет-нет, да пробивается голос разума. К. Суррат, К. Мюррей, Дж. Гохол выступали против «медикализации» компьютерной зависимости. Грохол считает, что это не более чем стадия освоения информационных технологий, а Мюррей говорит о том, что уход в «киберпространство» может иметь даже позитивные последствия:
«…общепринятое представление об Интернет-зависимости отражает психоаналитическую трактовку киберпространства как способа ухода от жизненной реальности. Уход может иногда быть способом вхождения в реальность заново… Будучи отрицанием реального мира, такой уход может способствовать новому „появлению“ в реальном мире, причем более значительному, чем это могло бы быть в любом другом случае. В частности, если столкновение с Интернет-зависимостью было представлено как битва, то этот опыт приносит честь тому, кто его пережил»
.Реклама
Проведя эмпирическое исследование, данный автор пришел к выводу, что элементы зависимости от Интернета — далеко не всегда негативный опыт, как это часто представляется: ее «можно рассматривать по аналогии с другими интересами к «иным мирам», например, «жаждой путешествий» или «глотанием книг».
Но это все лирика. Нам-то, зачем все это надо? Нет ничего проще. Снимается ответственность с самого «зависимого», с его близких, с общества в целом. «Зависимый» получает возможность играть в игру «Калека» (слава Бэрну, великому и ужасному). Его близкие сохраняют о себе мнение, что с ними все в порядке. Психологи не заморачиваются с системным подходом, а просто «лечат» того, кто в лечении не нуждается. Общество в целом имеет возможность жалеть, презирать, осуждать… и так далее — кому что нравится.