«Я в машину не пойду!» — сопротивляется она. Взглядом прошу водителя Витю помочь, но он лишь разводит руками. «Мирослава, сюда! Мирослава, туда!» — передразнивает меня начальница и нетвердыми шагами продолжает свой путь по направлению к центру.
Не знаю, как это вышло. Субботний день, а она пришла на работу, до вечера просидела в своем кабинете, проговорила по телефону. Она не докучала мне, я не трогала ее. Потом тишина. И когда я, провозившись с отчетом до восьми, направлялась по коридору к выходу, она вдруг появилась в дверях в состоянии, когда человека опасно отпускать куда-либо одного. Мы с Витей решили, что я проедусь с ними, провожу ее до дома. Но домой директор не пожелала.
Нам повезло, что по субботам в Москве еще можно ездить на машине. Мы лицезрели окрестности, любуясь обновленным видом столицы, но вскоре все же пришлось остановиться — Мирослава решила пройтись.
В тот вечер я узнала много нового. О младшей дочке-умнице и старшей дочке-раздолбайке, о том, сколько сил стоило Мирославе вырастить детей одной, пока муж писал баллады и занимался самопознанием. Позже выяснилось, что познал он себя достаточно хорошо, живя на две семьи одновременно. О том, как когда-то «в ящике» ее ненавидел весь отдел за то, что у нее одной были настоящие французские духи. О мужчинах, что были в ее жизни. Оказывается, среди них был даже парижанин. И что спустя много лет после расставания она встретила его случайно там, в Париже, и что эта встреча кровоточащим рубцом проходит через всю ее жизнь по сей день. Я многое узнала о клубке «змей», в котором ей приходится виться.
Мирослава всегда была неплохим оратором, но сейчас она предстала во всей красе. Мы с Витей еле сдерживались, чтобы не расхохотаться в полный голос. Но не столько от оборотов, употребляемых ею в речи, сколько от той перченой правды, которую мы узнали о лощеных дамах, время от времени появляющихся в нашем офисе. Они всегда казались мне столь безупречными в стиле, что было до безобразия приятно слушать о том, что за душой у каждой из этих возрастных силиконовых кукол есть своя, специфически пахнущая история «про это».
Честное слово, даже если меня завтра уволят, я никогда не пожалею об этом вечере, ведь моя самооценка выросла в разы. А еще я поняла, почему никогда не стану руководителем. И все мое неприятие этого человека улетучилось в тот же миг.
Директор, неважно, кто он, несет непомерный груз ответственности, и любое его решение подчинено этому. Он не может просто взять и уволиться. Большая зарплата, возможность приходить на работу, когда угодно, не в состоянии компенсировать эти моральные затраты.
Досталось от Мирославы и мужчинам. Особенно тем, с кем ей приходилось работать. Непонятно каким мерилом измеряя умы, они доставляют ей массу проблем, большинство из которых ну никак не связаны с работой. Надо признаться, что в свои 50 с хвостиком директор выглядит превосходно. Она знает себе цену и умеет преподнести себя.
Она прекрасный управленец, способный найти выход в кромешной тьме, вывернуться наизнанку, но добиться своего. Настоящий бегун на короткую дистанцию, применяющий все свои таланты одновременно. Она меняет образы, как Великий Гудвин, исходя из целей, которые преследует. И что удивительно, каждый раз ей верят! Верят ее образам! Считают волшебницей. Вокруг нее всегда кто-то крутится, заискивает, ища снисхождения в достаточно закрытой душе.
Она же этим умело пользуется, получая долю необходимой каждой женщине лести и, конечно же, в целях продвижения своих планов. Но сейчас мы с Витей ощущаем, как противны ей эти слизняки в костюмах от Версаче с прилизанными до грязи волосами.
Директор вынужден терпеть и лицемерить ради дела, за которое он отвечает. Он будет терпеть отвратительный «мешок с деньгами», даже если тот вызывает у него рвотный рефлекс.
Все, что так или иначе вращается вокруг нее, включая преходящих мужчин, сотрудников-халтурщиков, непутевых детей, доставшую до мозга костей работу и Москву с ее вечным месивом грязи и реагентов, она променяла бы на один день с тем, с Елисейских.
«Но у меня нет на это права.
Надо же, она — человек! Причем в самом настоящем смысле этого слова, а не какое-то бесполое роботоподобное создание, как мне казалось. Женщина, из плоти и крови, беззащитная и даже в чем-то несчастная. Практичная, как немка, темпераментная, как испанка, элегантная, как француженка, абсолютно потерявшая себя за своими гудвиновскими «образами».
Директор, как и любой человек, имеет свои взгляды на разные вещи. Но в отличие от других людей, далеко не всегда может этими взглядами поделиться. Даже в самом узком кругу.
…Уже почти наступило воскресенье. Скоро вновь на работу. «Мирослава Леонидовна, погуляли? Домой поедем?» — с надеждой и даже каким-то дружеским участием спрашиваю я. Директор, кажется, не слышит. Она лежит на заднем сиденье и смотрит куда-то безучастным взглядом. Внутри у нее тепло, ее мысли в тумане. Минуем Москворецкую башню Кремля. «Уууу, Воооова», — бурчит директор и через минуту забывается странным беспокойным сном.
Возможно, завтра она посчитает, что сболтнула непозволительно много, но это ее дело. Ведь директор вынужден принимать жесткие меры относительно персонала, понимая, что эти меры могут стать судьбоносными для человека. Он принимает решения, часто превозмогая собственные эмоции.
«После всего этого она обязана на нас жениться!» — хихикаю я. Витя понимающе подмигивает мне в зеркало заднего вида: «Завтра, Ир. Завтра и женится! Первым делом».